За час перед рассветом четыре тени проследовали по следу тех двоих, что ушли с перекрестка перед закатом. Большая тёмная тень знала, кого она преследует.
К утру на Старом перекрестке осталось только то, что не смогли сжевать крепкие зубы ночных существ. Да тёмные пятна на земле говорили о том, что вчера здесь пролилась кровь.
Заночевали они под грудой поваленных деревьев и за полчаса перед рассветом двинулись дальше. Места здесь, в общем-то, были знакомые, но голова у Черныша болела, и поэтому они шли медленнее, чем предполагали. Вчера во время боя Черныш понял, что не отобьёт того страшного удара, и просто поставил свой меч над головой. При ударе клинок сломался, а крепко зажатый в руке осколок вражеское оружие с силой прибило ко лбу. Теперь голова Черныша была замотана окровавленной тряпкой, что придавало ему вид не то древних пиратов, не то ещё более древних самураев. Впрочем, во Тьме ни тех, ни других не существовало.
За день ничего существенного не произошло, если не считать одного мелкого, но очень странного оборотня, которого подстрелил Лис. Оборотни никогда не умирают сразу, и, когда они подбежали к нему, тот ещё был жив; судорожно пытался отползти в сторону и хватался за рукоять кинжала. Ростом он был в половину человека, всё тело покрывала сверкающая чешуя, которая вполне могла сойти за броню, если бы её обладатель был побольше раза в два. На конце длинного мощного хвоста рос тяжёлый чешуйчатый шар. Сейчас в судорогах хвост подёргивался и чешуйки вставали торчком, очень напоминая острые широкие шипы.
– Будем надеяться, что это взрослый зверь, – пробормотал Лис, когда они убедились, что оборотень испустил дух. – Мне бы не хотелось встретиться с его родителями…
До Маттиаса они добрались ещё засветло. Сам Маттиас сидел на бревне у дверей и выстругивал древки для арбалетных стрел.
– Привет, зубастый! – сказал Черныш, намекая на выбитый недавно солдатами зуб.
– Привет, головастый! – ответил Маттиас, осмотрев их. – Где это ты так? Пять дней назад вроде целый был.
– На Старом перекрестке. Солдаты зацепили.
При упоминании о солдатах лицо Маттиаса приобрело хищное выражение. Он собрал стрелы и кивком головы пригласил их в дом. Войдя, гости остолбенели. На лавке у тяжёлого дубового стола сидела девушка с длинными тёмными волосами.