А тогда мне надо было понять, как выпутываться из ситуации.
И вот тут я скажу то, что чуть выше обещал сказать. Скажу это, испортив весь рассказ и весь воспоследовавший блистательный диалог, который мне неохота полностью воспроизводить… Три девушки, объединившись вместе еще задолго до похода в ресторан, были абсолютно правы в своей одержимости гневом и в своем желании поставить меня на место. Ведь одна была замужем и не важно, что муж был при ней альфонс и конченый разгильдяй, в конце концов сломавший ей жизнь. А вторая была надолго помолвлена (так для красоты называли в те времена хорошо подобранные пары), и ничего, что разочаровалась в женихе довольно быстро, и, ожидая его приезда из Питера, гуляла с богатым любовником где-то во французских Альпах (о чем я знал). А вот третья. О третьей говорить нечего: у нее только что погиб ее молодой человек, и я говорил об этом.
А привела в действие всю эту психологическую, я бы даже сказал «грандиозно-психодромную машину негодования» именно Лора. Она и возглавила диалог. В принципе наше общение мало чем отличалось от диспутов по телевидению и на многолюдных сорбоннских семинарах. Тут мы предавались французской традиции прений. Ну а Алене, девочке из уютной еврейской интеллигентной семьи, просто хотелось потрепаться. Но как же чудно все они сыграли каждая свою роль! Не фурии, не Эринии, не Горгоны, а общественные обвинительницы – вот кто они были!
Однако тут было две проблемы, из-за которых свербило в глазах, а, вернее, у меня в груди. Первая проблема такая – ведь каждая из них до того, как нападать на меня в ресторане, приняла от меня мои признания. А вторая проблема была совсем другая: отчего в этой роли умных обвинительниц они становились как-то хуже и некрасивее? Отчего и вырос не только счет за ресторан, ибо в талончики все не уложилось, но и мое отвращение к ним.
Так косить глаза, так кривить губами! А эти интонации, взятые из старых фильмов, утащенные у старых актрис – ведь это же все неправда, дешевка. Юля, правда, молчала.
Они шумели и картинно разъярялись, а я наивно думал: «Мое чувство к ним было таким неясным, но таким живым. Значит, из-за того, что Юля жила у Лоры, она в тот же вечер моего дурацкого признания обсудила с ней и мое признание, и мое поведение, и они резво осмеяли все это тогда, и вот сейчас она продолжает почти безмолвно и уверенно во всем участвовать.» Разве я понимал, что ей вообще не до этого?