Живые цветы - страница 58

Шрифт
Интервал


И дальше она рассказывала, как же она была уверена, взяв мухобойку, что муха прячется от нее. Специально это делая, нарочно затихарившись от нее. И вот после того, как противник бесшумно скрылся на кухню, она должна была его потом выискивать почти все утро, что и придало ее повседневным заботам оттенок патетичности и бесстрашия. И вот, наконец-то муха, имя которой мы так никогда и не узнаем, та самая муха, придавшая завтраку тетушки Луизы патетический финал, погрязла в золотой гуще меда, оставшейся на дне Луизиной чашки. Мед был настоящий, что и доказывала муха, лучший ревизор свежего продукта, и Луиза, желая доказать, как невоспитанно измываться над слухом пожилых дам, налила в чашку поверх меда воды.

А муха все барахталась, видимо, извинялась за непристойное поведение. А тетушка Луиза ведь сердобольна, до сих пор она помогает старым, больным, увечным, дает деньги клошарам на улице, и вот тогда она открыла окно и указала мухе пальцем в воздух. И произнесла глубоко прочувствованное обращение к пленному: «Ты так боролась, я не могу тебя убить», – выплеснув далее и воду, и муху во двор через форточку. «Постарайся выпутаться, дорогая!» – напутствовала муху Луиза, закрыв окно и задернув занавеску.

Третий

Мулла в шляпе уговаривал генерала Шаманова не бомбить деревню c воздуха. Он сказал ему тихо в лицо: «Вы могли бы быть моим сыном». «Да, это правда», – признался генерал. Вооруженная колонна числом в тысячу человек, растянувшись по лесу, уже не первый день обстреливала двадцать чеченских партизан, укрывающихся в близлежащих горах.

Четвертый

Вспомните того безрассудного, великолепного капитана, точно вышедшего из старой дореволюционной сказки, которой жил в совсем не в дореволюционные, а в более поздние времена. И вот он вдруг, не желая пристать к гавани, поскольку гавань находилась на территории Советского Союза, вот он вдруг собственным усилием воли или своеволия объявляет себя и свой экипаж эмигрантами и беженцами в одно мгновение ока и категорически доказывает свою приверженность открытому морю, превращая себя в правителя, а свой корабль в свободную и юридически не существующую страну. Их стали оцеплять, появились военные корабли. Капитана предали члены его же экипажа: заперли его в капитанскую рубку, а потом сдали в руки взбесившимся от этого своеволия властям. Он был расстрелян в одной из тюрем КГБ. В заключении, перед смертью, он читал «Дон Кихота» и писал жене, что это хорошая книга.