Может, его любовь к искусству угасла, так и не распустившись?
Или он сам похоронил её под грудой рутины и самобичевания?
Оливер смотрел в окно, и отражение в стекле явно принадлежало не ему. Кто этот человек с потухшим взглядом? Неужели это он?
Скука – тёмные очки.
Она искажала мир, делала его серым и невыразительным. Но хватит отдыхать. Прочь очки. Пусть солнце и цвета вернутся!
Он поднялся и подошёл к мольберту, смахнув пыль с холста.
На палитре краски засохли, словно слёзы.
Он взял кисть. Рука дрожала. Но это была не дрожь отчаяния – это было волнение.
– Пережить скуку, – подумал он. – Спокойно. Она уйдёт сама, когда возродится любовь.
Он закрыл глаза и сделал первый мазок.
Что-то внутри сдвинулось.
Мир за окном словно заиграл новыми красками. Он оглянулся – и увидел комнату по-новому. Всё осталось тем же, но что-то изменилось внутри него.
Утешение, подобно робкому рассвету, уже забрезжило вдали.
Пора открыть дверь и впустить мир в свою жизнь.
Заботы
В замкнутом круге дней увядала душа,
Пока тихий шепот вдруг не прорвал тишину.
Меняя песчинки, меняешь судьбу,
Внимая заботам, находишь ключи к новому дню.
Оливер жил, словно застрял на заезженной пластинке. Утро начиналось с зловещего звука будильника, и, борясь с желанием остаться под теплым одеялом, он заставлял себя встать. Затем следовала чашка остывшего кофе, выпитая на бегу, и пробки по дороге на работу, где его ждали бесконечные отчеты и совещания. Вечером он возвращался домой уставшим, завтракал в одиночестве под миганием телевизора и погружался в беспокойный сон, полный обрывочных сновидений.
Беспокойство нарастало внутри него, как плесень в старом доме. Заботы давили, но истинные причины уныния скрывались гораздо глубже, чем рутина. В комнате пахло остывшим кофе и пылью, осевшей на полках забытых книг – знакомый запах стагнации. Оливер потер глаза, чувствуя песок под веками. Для чего все эти заботы? Лишь ли они лишают его сил и радости?
На столе лежали неоплаченные счета – безмолвные обвинители его бездействия. Рядом был пульт от телевизора, словно окаменелый артефакт ушедших времен. Взгляд скользнул по завалу бумаг и зацепился за обложку старой книги, затерявшуюся под грудой хлама. «Наверное, со времен университета не открывал», – подумал Оливер, проводя пальцем по потрескавшейся коже переплета. Как давно это было… Тогда жизнь казалась палитрой, полной ярких красок. Он помнил запах масляных красок и скипидара, шелест холста под кистью, часы, проведенные в мастерской, создавая свои яркие сюрреалистические полотна, полные фантастических существ и нереальных пейзажей. Он грезил выставками в лучших галереях мира и восхищенными взглядами ценителей искусства. Случайно открыв книгу, он наткнулся на подчеркнутую карандашом фразу: «Заботы – не враги, а учителя».