– Мам, – говорю, – ну что ты раздуваешь? Я же знаю, что тебе там так же противно появляться, как и мне. И Люськина мама тебе совсем не подруга. Ты же сама тёте Вике говорила, что она про тебя гадости рассказывает.
– Ну, Деня! – восклицает Мамель. – Ты ещё и под дверью подслушиваешь?
– Не за чем, – говорю. – Ты же знаешь, с нашим Клаксоном сильно не позапираешься. И вообще, я эту вашу женскую дружбу не понимаю. Мму, мму, чмоки, чмоки, Катенька, дорогая. А я потом слышу, как Люська на перемене Серёгиной рассказывает, что у Мартыновского мать в молодости нагулялась, а теперь по врачам бегает, лечится. Откуда она ещё может знать, как не от своей мамы Тосечки?
Мамель врезала по тормозам, меня аж дёрнуло. Она остановилась, мотор заглушила. Я думал, она мне по морде даст. Испугался. Нет, не того, что она меня ударит, пусть. Просто понял, ЧТО ляпнул.
– Мам, – говорю, – прости идиота, вырвалось.
Она меня спрашивает:
– Это правда или ты придумал?
– Правда, – говорю, – просто я девок не бью, иначе ты бы давно знала.
Отстегнул ремень и два раза чувствительно приложился лбом о переднюю панель.
– Прости, – говорю, – прости!
– Деня, – говорит Мамель, – не паясничай.
А у самой губы белые. Посидела с минуту, глядя в окно. Поворачивается, берёт с заднего сидения коробку с подарком, протягивает мне.
– На, – говорит, – пользуйся, раз так… Последняя модель, между прочим.
Я тут же упаковку разорвал, а там крутая читалка на электронных чернилах с подсветкой и вай-фаем.
– Ты что? – говорю. – Ты это что-то попутала. Люсьена за всю жизнь только две книжки прочитала: «Курочку Рябу» и «50 оттенков серого», причем первая книга намного более экзистенциальная, чем вторая, так что налицо явный регресс.
– Знаю, – отвечает Мамель сквозь зубы, – это ты думаешь, что я ничего не вижу. Просто у меня принцип: молчи, глуха́, меньше греха.
– Хороший принцип, – говорю.
Она не выдерживает, улыбается. Потом трогается с места.
– Эх ты, – говорит, – Курочка Ряба. Откуда что берётся?
Мы заехали в Макдональдс, съели по бургеру, запили колой. В Макдаке хорошо. Молодежь тусуется, вкусно пахнет мясными ароматизаторами и канцерогенным маслом.
Мамель сидела за столиком в своей дорогой шкурке и вечернем платье, прихлебывала капучино.
– И всё-таки, Деня, – спросила, – что с тобой? Расскажешь?