Лучше бы меня казнили. Сладкосердечие отца обернулось мне бесконечной пыткой уныния и одиночества. Неужели я столь чудовищна, что и вправду заслужила заточение? Насколько ужасны, должно быть, мои грехи, что единственная подходящая тюрьма – это проклятый, заброшенный замок? Ведь я толком еще ничего не сделала…
25 января
У меня осталось шесть кувшинов воды и немного лепешек. Отец обещал отправлять мне провизию и дрова для камина в начале каждого месяца. Не знаю, что он сам об этом думает: спасает меня от мучительной смерти или продлевает страдания.
Дни тянутся уныло и медленно. Я отмеряю минуту за минутой по самодельным солнечным часам в главной зале. Мне страшно гулять по замку. Он изъеден временем, мрачен и пуст. Он этого еще страшнее просыпаться по ночам от жутких скрипов. Мне чудится звук глухих шагов в коридоре, мерещатся призраки в тенях, отбрасываемых траурным факелом. Дрожь охватывает мое тело, и я не могу сомкнуть глаз до вялого рассвета. Днем же давящая пустота заставляет вновь и вновь вспоминать о своем приговоре. Глубоко в душе я не чувствую себя виноватой, чувствую обреченной. Столько лет я мечтала, училась и готовилась совсем к другой жизни, но, как оказалось, все было зря.
Став монстром по неволе, я задумываюсь теперь о тех, кому подобно мне суждено было совершить злодеяния без возможности покаяться. Сколько потерянных душ отправились напрямую в ад без надежды на оправдание. Сколь многих из них мы сами изгнали, считая чужие грехи непростительнее своих собственных. Порой эти отчаявшиеся души видятся мне в предрассветном тумане на болоте. Облаченные в белые саваны, они протягивают ко мне руки то ли в немой просьбе, то ли для того, чтобы пригласить меня в их безмолвное бытие, наполненное скорбью и сожалением.
1 февраля
Вместе с провизией и связкой дров в повозках у ворот замка я нашла несколько книг и мою лютню. Кажется, не самый подходящий инструмент для принцессы, но я с самого детства полюбила ее тонкое, мелодичное звучание, напоминающее пение птиц. Кроме скрипов старого замка мой слух услаждал только одинокий ворон, пролетавший у окон ближе к полуночи. На болото редко заглядывала живность, все вокруг поглотила тягучая тишина, поэтому я обрадовалась лютне как давнему близкому другу, а связка потрепанных книг показалась целой библиотекой.