Центром деревенской жизни была старая церковь Святого Обина, чьи колокола отбивали время, созывая прихожан на мессу или возвещая о радостных и печальных событиях. Рядом с церковью располагалась небольшая рыночная площадь, где по средам кипела жизнь: крестьяне продавали свои овощи, фрукты и птицу, ремесленники – свои изделия, а странствующие торговцы делились слухами из больших городов. Таверна «У Счастливого Лося» служила местом для вечерних посиделок, где под пинту сидра обсуждались последние сплетни, погода и, изредка, далёкая политика. Для жителей Сент-Обина политика была чем-то абстрактным, далёким, мало влияющим на их повседневную жизнь. Король сидел в Париже, господа дворяне занимались своими делами, а они, простые люди, просто жили и работали.
Однако, несмотря на видимое спокойствие, в воздухе витало едва уловимое предчувствие бури. Оно проявлялось в нехарактерной молчаливости старейшин, в редких, но острых спорах в таверне, в тревожных взглядах, брошенных на приезжих. Франция была расколота религиозными войнами между католиками и гугенотами (французскими протестантами), и эхо этих конфликтов, хоть и приглушённо, доносилось даже до Сент-Обина. Слухи о зверствах с обеих сторон, о разрушенных деревнях и погибших людях просачивались сюда с бродячими торговцами и солдатами-дезертирами. Люди шептались о «Парижском мире» – кажущемся примирении между католиками и гугенотами, заключённом всего два года назад, но никто не верил в его прочность. Наоборот, этот мир казался затишьем перед ещё более сильной бурей.
Особенно тревожными были истории о свадьбе Генриха Наваррского, гугенота, и Маргариты Валуа, сестры короля Карла IX. Эта свадьба, призванная закрепить мир, воспринималась многими как пороховая бочка, готовая взорваться от любой искры. «Слишком много гугенотов в Париже», – бормотали старики, качая головами. «Король окружил себя еретиками». Эти слова, произнесённые шёпотом, передавались из уст в уста, сея смуту и подозрительность.
В Сент-Обине, как и во многих других деревнях, большинство жителей были католиками. Однако несколько семей исповедовали протестантизм, и хотя открытых конфликтов не было, напряжение чувствовалось. Дети разных конфессий играли вместе, но их родители порой обменивались косыми взглядами, а по воскресеньям шли в разные церкви – одна из них, старая и каменная, другая, поменьше, построенная недавно на окраине деревни. Это разделение, казалось бы, невидимое в повседневной жизни, могло в любой момент всплыть на поверхность и разорвать ткань деревенского сообщества.