Таким образом, Теплов был единственным из фигурантов этого дела, чья голова осталась на плечах.
Во время регентства Анны Леопольдовны 1741 г. он был пожалован в адъюнкты академии наук. Эх, знала бы эта несчастная мекленбургская принцесса и супруга брауншвейгского принца, какого ползучего гада пожаловала! Он ещё сыграет зловещую роль в судьбе её потомства.
При воцарении Елизаветы Петровны Теплов попадает в поле зрения её фаворита Алексея Григорьевича Разумовского, у которого оказались свои виды на молодого адъюнкта. Будущий граф обнаружил, что его младший брат Кирилл в своём селе Лемешах никак не учился, а только, как писал Шевченко век спустя, «пас ягнята за селом» и даже, как намекал Пушкин на самого Алексея, «не пел с придворными дьячками». Мамаша Наталья Демьяновна его хорошо кормила и не более того.
В марте 1743 года Теплову поручила государыня сопровождать младшего Разумовского в заграничном путешествии, «дабы учением наградить пренебреженное поныне время, сделать себя способнее к службе ея императорского величества, фамилии своей впредь собою и поступками своими проложить честь и порадование». Кирилл и Григорий побывали в Кенигсберге, Берлине и Геттингене где прослушали университетский курс, затем они совершили поездку по Франции и Италии и весной 1745 года они вернулись в Петербург.
Кирилл Разумовский был назначен президентом академии наук и сделал Теплова там асессором. Они нашли вверенную им государыней академию в самом печальном положении: в ней не было ни денег, ни профессоров, ни учеников; дела находились в страшном беспорядке; доносы и ссоры между служащими оканчивались иногда драками и неоднократно разбирались в Сенате. Университет и гимназия числились только на бумаге. Президент вначале горячо принялся за улучшение академии, но скоро, опутанный интригами, охладел к делу.
А Теплов занялся в академии любимым делом – интригами. То он поссорил Василия Тредиаковского с Александром Сумароковым, написал донос на историка Миллера об увлечении того норманнской теорией и при этом разругался с Ломоносовым.
Произведения самого Теплова отличаются на редкость чистым русским языком и до сих пор, в отличие от виршей объектов его интриг, не говоря о смеси церковнославянского с суржиком у Феофана Прокоповича, вполне легко читаются. Например, трактат «Знания, касающиеся вообще до философии, для пользы тех, которые о сей материи чужестранных книг читать не могут».