Когда он добрался до Блока 27, перед ним открылся обычный ангар – из тех, что давно вывели из эксплуатации. Металл. Запах старого пластика. Тишина. И посреди этого пространства – один человек.
Женщина. Высокая. Тёмные волосы, не переплетённые с биотканью. Одежда – простая, без знаков. И глаза. Такие, которые не ищут информацию, а смотрят внутрь.
Она сказала:
– Ты поздно. Но ещё не слишком.
Лорик остановился. Он ничего не сказал.
– Ты нашёл письмо. Значит, оно нашло тебя. Это всегда так работает.
– Кто ты? – спросил он.
Она улыбнулась. Улыбка не была доброй. Она была… глубокой.
– Я – та, кто помнит до того, как начали забывать.
– Ты из прошлого?
– Я – из правды. А ты – из ошибки. Ошибки, которую совершили с лучшими намерениями.
– Это связано с Изменениями?
Она кивнула.
– Это связано с тем, почему ты не умер, Лорик. Почему ты – всё ещё думаешь. Всё ещё чувствуешь. Почему ты – не спишь.
Он шагнул ближе. И вдруг понял: воздух здесь пахнет по-другому. Не фильтрами, не синтезом. Здесь пахло… сыростью. Жизнью. И дождём.
– Что ты хочешь показать?
– Я покажу тебе до. То, что стерли. Я покажу тебе, почему нельзя было трогать боль. Потому что только боль знала дорогу к Свету.
Он не знал, почему не испугался. Возможно, потому что слишком долго ждал именно этого момента – встречи, в которой не нужно ничего объяснять. Она говорила – и каждое её слово будто вспоминалось, а не воспринималось. Как будто не она открывала ему что-то, а он сам медленно отворял двери, которые сам же и закрыл когда-то, много жизней назад.
– Они называли это Переписыванием, – произнесла она негромко, почти шёпотом, и шагнула к стене. – Но это было не письмо. Это была амнезия. Добровольная.
Она коснулась стены, и перед Лориком открылась голограмма – не интерфейс, а проекция изнутри. Необработанная. Живая. Он увидел лица. Размытые, шумящие, будто плёнка старого кино. Крики. Дети в масках. Войска. Разговоры в бункерах. Люди, закрывающие друг друга от огня. Слёзы. Огонь. Музыка. Слова.
Он не знал, что ощущал. В его грудной клетке начало пульсировать что-то чужое – будто внутри него жил зверь, который до сих пор спал, но проснулся.
– Это они? – хрипло спросил он. – Это то, что убрали?
– Нет, – сказала она. – Это то, что сделало их настоящими.
Он не мог оторваться. Он не мог остановиться. Он стоял и смотрел, и где-то в глубине его памяти начали подниматься образы – не конкретные, не личные, но плотные, насыщенные ощущением потери и странного, едкого света. В нём что-то шептало: «Ты знал это. Ты был там. Когда-то ты тоже был один из них».