любить, чтобы не бояться потерять самого себя. Я уродливо болен. Я болезненно опасаюсь не то что любить – чувствовать. Я срастаюсь с теми, кого впустил в себя, глубже, чем следовало. Они остаются в моём сердце – и оттуда их уже не вырезать и не выжечь: они живут там бесконечно вечно, бесконечно долго – такими, будто встретил их только вчера и до самой последней клетки тела принял, вписал их в книгу своей жизни без возможности вычеркнуть, вырвать страницы. Забыть. С ними или без них, я проживаю каждый свой день, разговаривая в голове. Моё безумие заходит так далеко, что я живу вместе с ними, представляя их рядом с собой на кухне, когда лениво переворачиваю в тарелке свой ужин вилкой. Наливаю вина на двоих и держу за руку, растекаясь в иллюзиях перед сном. Я целую их. Глажу по волосам. Закрываю глаза и засыпаю. С ними. Даже если рядом давно уже никого нет. Даже если их нет в живых. Даже если их никогда и не было вовсе.
Достаю из кармана телефон и снова читаю взбудоражившее меня сообщение.
Хохочу. Грёбаный мазохист. Но теперь-то какая уже разница, правда?
Эти буквы будто за сотнями бронированных стёкол. За пределами досягаемости. Сообщение кажется настолько нереальным, что я не в силах на него отвечать. Я то нежно глажу пальцем экран. То с яростью бью по нему ладонью. Убираю телефон. Повторяю беззвучно снова и снова, что это ошибка, галлюцинация. Шутка разума. Обман. Яркая вывеска на воротах в ад: «Зайди сюда и захлебнись жалостью к себе, сука…»
Мне сорок пять.
Чуть меньше десяти лет назад по стечению обстоятельств в моей медицинской карте появилась сначала всего одна короткая, но колкая запись «шизоидное расстройство личности по экспансивному типу», которая была призвана как-то объяснить весь спектр того дурдома, который творился в моей голове и личной жизни. Позже добравшиеся до моей головы врачи нарастили ещё несколько «дополнений» к диагнозу.
Прошло очень много времени, прежде чем я смог принять такую «расшифровку» себя, уложившуюся в скупые цифры медицинских классификаций болезни, и начал пытаться сбалансировать того, кем я был в своей инаковости, с тем, каким мне нужно было быть для общества.
Я нашёл лучший способ существовать вдали от людей и организовать пространство так, чтобы контактировать с миром на расстоянии: инвестиции работали сами по себе, и дохода с лихвой хватало на жизнь. Я немолод, но неплохо сохранился благодаря выученной экстремальной самоорганизации и педантичной требовательности по отношению к самому себе, граничащей с ненормальной. Всё ещё не покрылся сединой и неряшливостью, не утратил контроля над своим телом. И вкуса к жизни. Почти адекватен. Аккуратен. Дотошен и зол.