Авенеллу боялись, но уважали. Она жила в Пыльгорье столько, сколько деревня себя помнила. Дети шептали, будто её сердце – это засушенный цветок, а волосы – нитки болотной паутины. Но никто не смел сказать это в её присутствии.
И, как ни странно, даже самые упрямые скептики приходили к ней, когда начинала умирать последняя коза или когда сон ребёнка превращался в кошмар, не отпускающий на рассвете.
***
Лисса стояла у стола, размалывая высушенный омелин в деревянной ступке. Пальцы у неё были тонкие, ловкие, в ногтях пыльца и сок растений. Девушка выглядела моложе своих девятнадцати – тонкая, почти хрупкая, с кожей цвета бледного янтаря. Волосы, тёмные, с медным отблеском, собраны в небрежный узел.
Но главное глаза. Правый серый, как утренний туман, а левый – цвета осенней реки, зелёно-золотой. Из-за них люди шептались. Кто-то считал, что это знак богов. Кто-то, что это проклятие. Кто-то любовался ею, а кто-то просто отворачивался, когда она проходила мимо.
– Лисса! – рявкнула травница. – Не спи, дурёха. Ты омелин пересушила, теперь от него только зубы сводить.
Авенелла появилась из-за полок, как кошка, бесшумно, но сразу с ощущением угрозы. Узкое лицо, чёрные, как вороньи перья, волосы, стянутые в пучок, глаза стеклянные, ничего не выражали.
Лисса сжала губы и поставила ступку на стол.
– Он такой и был. Я проверила.
– Проверила, – передразнила её Авенелла. – Умная девка нашлась. Куда ум твой девался, когда ты вон ту настойку перепутала? Забыла, что лихорадка от слезника только хуже станет?
Из тени вынырнул покупатель, это была женщина в крестьянской накидке, с заплаканным лицом.
– Простите, госпожа Авенелла… Моему мальчику лучше, честно. После той настойки. Жар спал.
Авенелла резко повернулась.
– Лучше? Да ты хоть знаешь, что я тебе дала в итоге? Лисса перепутала банки, я тебе вовсе не слезник дала, а настойку из ползучего зова.
– Но… она помогла, – прошептала женщина, растерянно прижимая фляжку к груди.
Авенелла глянула на Лиссу. В её взгляде не было удивления, только раздражение.
– Ну и катись, – буркнула травница. – Пока твой мальчишка снова хвостом не повилял.
Женщина, поблагодарив, выскользнула наружу. В лавке повисла тишина. Только треснуло в что-то в сушилке, там подсыхали ягоды черного терна.
– Это не твоя работа – лечить. – Голос Авенеллы стал тише, опаснее. – Слушать и молча делать, вот твоя работа.