Как мышь, Маргарита проникала в местоназываемое домом, стараясь не потревожить гадов, попрятавшихся в своих норах. К ее большому удивлению, коммуналка продолжала не спать. Не успев войти, Маргарита сполна ощутила запах вонючей мужской обуви. Курсант-сосед вновь привел какую-то девку, судя по всему, школьницу, как это обычно и бывает. Зловонный запах вырывался из его берцев, подобно джину из лампы Алладина.
Брезгливая Маргарита, тем не менее, пересилила себя и, нарушив правило, бросила эти ботинки подальше (к чертовой матери!). Вроде бы никто не услышал. Но в эту же минуту с общей кухни выбежала покрасневшая Марина Павловна, гонявшая, как вшивого по бане, мужа Петровича. По правде говоря, он и правда был вшивым.
– Падла, опять подглядывал за Катькой! Ух я тебя огрею, так огрею, что в дурку сляжешь, – фурия носилась за Петровичем, облачившимся в трико и белую майку. В руках у нее была скалка.
– Маришка, не удивляй других, поди разбудишь солдатика, Ваньку нашего. Угомонись, милая, – жалился Петрович, забившийся в угол прихожей, где снимала пальто аспирантка.
– Видела я, как ты млел перед ней. Понравились ее бидоны? Скотина! – она замахнулась
на него скалкой, и в этот момент Маргарита поспешила открыть свою дверь и юркнуть в темную, крохотную комнатку.
Она заперлась и перевела дух. Попыталась включить свет, но лишь поняла, что лампочка перегорела. Медленно опустившись на пол, девушка обхватила колени и уперлась спиной в дверь. Маринка уже облила кипятком трико мужа, чтобы проучить негодяя, полюбившего смотреть на то, как моется литератор Катерина Солнечная. Эта женщина состояла в каком-то известном лишь ей литературном объединении, где привычно собирались немного отбившиеся от жизни и плохо дружащие с умом люди. На страничке в социальной сети Маргарита долгими вечерами смеялась над фотоотчетами
из старой, медленно рушащейся библиотеки, пельменных и чебуречных, где читались стихи Маяковского и Бродского на новый лад. Сама аспирантка ничего такого не писала и не смыслила, но презирала «писунов», как она их называла, пытавшихся пародировать творческую манеру мэтров. Иногда Катька начинала в порыве вдохновения громко читать то, что родилось в ее голове, на всю коммуналку,
благо тонкие стенки в хрущевках позволяли услышать ее оды.