Я шёл впереди. Под ногами похрустывали еловые иглы и старые ветки. Лес сомкнулся надо мной, как огромная хищная пасть – глухой, чёрный, пропитанный сыростью и тенью.
И вдруг темнота стала ещё гуще – фонарь погас.
– Да чтоб тебя! – раздался приглушённый мат Михаила за моей спиной. Видно, фонарь закапризничал, и он теперь тряс его, пытаясь наладить.
Я замер.
Впереди, буквально в нескольких шагах, словно из самого леса вырос силуэт. Фигура. Несомненно – человек. Только… он не двигался. Стоял, как вкопанный. На плече – предмет, похожий на… Твою мать, это что? Топор? Ну да, точно он…
– Топор брось! – скомандовал я твёрдо, чуть пригнувшись.
Кочерга – наперевес, рука готова к удару.
Человек не шевельнулся. Просто стоял. И я чувствовал – он смотрит на меня, хотя глаза его скрывались в темноте. И было в этом невидимом взгляде что-то нечеловечески тупое и в то же время цепкое, как будто мне противостоит не разум, а инстинкт.
И тут фонарь вновь вспыхнул. Луч прорезал мрак и вырвал из тьмы лицо таинственного незнакомца.
Молодой неряшливый парень. Лет двадцать – двадцать пять. Лицо… пустое, будто у манекена, и испуганное одновременно. В глазах – ужас, как у собаки, которую били слишком часто. Он боялся меня. Боялся моего голоса. А кочерга в моих руках, признаться, выглядела убедительно.
На плече у него и вправду топор: ржавый, тяжёлый, с тупым лезвием.
– Да это ж Гришка! – вдруг воскликнул водитель, с облегчением засмеявшись. – Гришка Лазовский, дурачок местный. Он у нас по лесу бродит. Любит по ночам шастать. Гриня, ну ты даешь! Вот ты орать…
А я стоял и смотрел на топор. Дурачок – не дурачок, а штука в руке его опасная.
– Гавриил Захарыч! – крикнул шофёр, оборачиваясь. – Всё нормально, это Гришка опять на свой маршрут пошёл!
Из беседки донеслось оживлённое обсуждение. Смех, вздохи облегчения, перешёптывания:
– Гришка, ну ты и перепугал…
– Да я думал, всё, леший!
– Тьфу, дурак он, а не леший.
Напряжение спало. Кто-то засмеялся громче других, кто-то чокнулся в воздухе рюмками – за то, что всё обошлось.
А я стоял. Смотрел на Гришку. И что-то внутри не отпускало. Потому что этот взгляд… Так не смотрят просто дурачки. Так смотрят те, кто видел то, что другим лучше не знать.
– Ты чего орал? – спокойно спросил я у местного слабоумного.
Гришка что-то промычал в ответ, явно неосмысленно, но, уловив мой ровный тон, понял, что бить его кочергой я не собираюсь. Даже улыбнулся, поправил на плече свой ржавый топор и, не говоря больше ни слова, юркнул в чащу, исчез, будто растворился в темноте. Ну а я повернулся к столу.