«Высота… падаем?» – голос второго пилота был едва слышен.
Артем кивнул, не отрывая взгляда от безжизненного пейзажа. «У нас нет выбора. Надо садиться. И быстро».
Казалось, что внизу нет ни одного участка, пригодного для посадки. Сплошное месиво из грязи и мусора, покрытое слоем ила, который, должно быть, оставила после себя стометровая волна. Каждый порыв ветра грозил столкнуть их с курса, а двигатели, жалобно подвывая, грозили заглохнуть в любой момент. Артем стиснул зубы. Сейчас он был не просто пилотом, он был последней надеждой этих двадцати душ, запертых в этой железной банке.
Он начал медленное, мучительное снижение, выискивая хоть какой-то просвет, хоть крошечный участок, который мог бы стать их спасением. Глаза его, привыкшие к бескрайним горизонтам и четким линиям взлетных полос, теперь напряженно вглядывались в этот хаос. В воздухе стоял тяжелый, затхлый запах сырой земли, разложения и чего-то еще, более тонкого, но оттого не менее ужасающего – запах гибели. Он почти ощущал его вкус на языке.
Наконец, впереди, среди бескрайней трясины, показалось что-то похожее на широкое, но короткое плато, чуть возвышающееся над остальным кошмаром. Покрытое тем же слоем грязи, оно все же выглядело чуть более твердым. «Туда, – прошептал Артем, словно обращаясь не к второму пилоту, а к самому самолету, – только туда».
Посадка была жесткой. Самолет ударился о землю, подпрыгнул, снова врезался, и с оглушительным скрежетом, разрывая обшивку и ломая стойки шасси, начал скользить по вязкой, чавкающей грязи. Каждый толчок отдавался болью в теле, каждый скрежет – в зубах. Кабина наполнилась пылью, запахом горелой проводки и озона. Пассажиры кричали. Артем чувствовал, как его голова ударяется о спинку кресла, но не выпускал штурвала, инстинктивно пытаясь погасить скорость. Наконец, с последним, особенно сильным рывком, самолет замер. Наступила тишина. Глухая, звенящая, в которой было слышно лишь собственное сбившееся дыхание.
Артем медленно поднял голову. Солнечный свет, пробиваясь сквозь грязные иллюминаторы, освещал пыльные, искореженные кресла. Он отстегнул ремни, почувствовал, как ноет каждый мускул. Его глаза пробежались по приборной панели. Полный разгром.
«Ты в порядке?» – спросил он второго пилота. Тот сидел, прижав руку к виску, из которого сочилась тонкая струйка крови.