Ивар протянул руку к знаку, но не коснулся его. Что-то удерживало его. Инстинкт воина, годами учившегося распознавать опасность.
И тут топор зазвенел.
Не просто завибрировал, как раньше, а издал чистый, звонкий звук, словно по лезвию ударили молотом. Ивар рванул оружие с плеч, держа двумя руками. Металл пульсировал голубым светом, а в ушах воина зазвучало что-то похожее на далекую музыку. Мелодия была печальной и тревожной одновременно, словно песня о чем-то потерянном навсегда.
– Что за чертовщина? – выдохнул Ивар.
Топор потянуло к знаку на стене. Не метафорически – буквально потянуло, словно невидимая рука тащила оружие вперед. Ивар сопротивлялся, но сила была неумолимой. Лезвие топора коснулось выжженного символа.
И мир взорвался светом.
Ивар почувствовал, как его поднимает и швыряет назад. Он ударился о противоположную стену, но боли не было. Была только странная невесомость, словно он падал вверх. Звуки кузницы – скрип досок под ветром, шорох снега – стали приглушенными, далекими. А потом он услышал голос.
Голос Харгрима.
– Глупый мальчишка, – говорил мертвый кузнец, но губы его не шевелились. Голос звучал откуда-то изнутри, из самых глубин сознания Ивара. – Я же предупреждал твоего отца. Говорил ему: этот топор не для простых воинов. Он ищет того, кто сможет нести бремя.
– Харгрим? – Ивар попытался говорить, но собственный голос казался ему чужим, эхом в пустой пещере. – Ты мертв.
– Мертв для вашего времени, – ответил кузнец. – Но время – штука хитрая, мальчик. Оно течет не так, как думают люди. Не рекой от истока к устью, а паутиной. И иногда нити этой паутины пересекаются. Касаются друг друга. И тогда мертвые могут говорить с живыми, а прошлое – с будущим.
Свет вокруг Ивара начал меркнуть, и он увидел кузницу. Но не ту разрушенную развалину, в которой стоял минуту назад, а живую, работающую мастерскую. Огонь горел в горне, мехи мерно качали воздух, а у наковальни стоял Харгрим – молодой, сильный, с руками, еще не тронутыми артритом.
– Где я? – спросил Ивар.
– В воспоминании, – ответил кузнец, не поднимая глаз от работы. Он ковал что-то длинное и изогнутое. Рукоять. – В том дне, когда я делал твой топор. Двадцать лет назад.
Ивар шагнул ближе. Его собственное тело казалось призрачным, полупрозрачным. Сквозь ладони он видел пол кузницы.