Через пять минут разговора с Генрихом Степан Алексеевич понял всю его никчемность. На Генриха можно положиться: за три дня его отсутствия Генрих сделает все, что нужно.
– Ну ладно, все ясно, – сказал Степан Алексеевич.
– И я о том же, – ответил Генрих, убирая бумаги.– Что все-таки случилось?
– Да ерунда, домашние неурядицы.
Генрих усмехнулся, похлопал Городецкого по плечу и сказал:
– Ничего, слетаешь в Ростов, проветришься. Там, наверное, еще тепло, октябрь…
Договорить он не успел – вошла Люда Терещенко, их лаборантка. Она не ожидала увидеть начальника на работе и несколько растерялась, но затем быстро взяла себя в руки и объяснила свое опоздание (сорок пять минут) тем, что разговаривала в коридоре с подружкой.
Степан Алексеевич знал порядки своего института, а вернее сказать беспорядки, на которые никто и внимания не обращал, но у него было плохое настроение, и он выговорил Людочке за опоздание. Та покрылась пятнами и с остервенением стала сортировать электросхемы.
От всего этого Городецкому стало совсем скверно. До вылета оставалось какое-то время и, чтобы хоть как-то отвлечься, он пошел в соседнюю лабораторию. Но те, кто ему был нужен, куда-то вышли или еще не пришли – точно никто не знал. Степан Алексеевич подошел к Игорю Ащеулову. У того был «творческий кризис» – не ладилась схема, им разработанная, – и он читал «Новый мир».
– Может сгоняем партейку, – предложил ему Степан Алексеевич.
Игорь поднял на него глаза от журнала.
– Вы же вроде в командировке?
– Поэтому и предлагаю партию сыграть.
Повторять приглашение не понадобилось – Игорь был страстным шахматистом.
– Пойдемте к вам, там спокойнее, – сказал он, откладывая журнал.
Через несколько минут для них уже ничего не существовало, кроме бесконечного разнообразия жизни, которой живут, вот уже не одно столетие, 32 фигуры на клетчатой доске. Степан Алексеевич успокоился, забыв о всех неприятностях и еще не знал, какие новые сулит ему это временное блаженство мозга и души. На третьей партии, когда счет был один-один, в лабораторию вошли заведующий кафедры и парторг.
Парторг кафедры, Александр Львович Трубицын, был одного возраста с Городецким. Они в одно время закончили один и тот же факультет института и остались в нем же работать, только Александр Львович сразу попал на эту кафедру, а Степан Алексеевич сначала был на другой. Там он защитился, а затем перешел сюда, чему уже минуло четыре года, но что не мешало Трубицыну считать Городецкого чужаком на «своей» кафедре.