Заведующий кафедрой, доктор технических наук, профессор Алексей Дмитриевич Воронин был уже глубоко пожилым человеком и с каждым днем все дальше и дальше отдалялся от жизни кафедры. Ему уже давно была безразлична ее научная деятельность, хотя формально он все еще руководил ею. В административном же плане Воронин нашел в лице Трубицына прекрасного помощника и фактически переложил на него все свои обязанности руководителя кафедры. Тот не возражал – это отвечало его эго, зато Городецкого подобное обстоятельство крайне возмущало.
– Так, так,.. интересно!.. Шахматы. Ты что это, Степан Алексеич? Отличная разминка в начале трудовой недели, – с сарказмом заговорил Трубицын, здороваясь за руку с каждым из присутствующих в лаборатории.
Степан Алексеевич, пожав протянутую ему руку, посмотрел на Александра Львовича, с досадой перевел взгляд обратно на шахматную доску и затем произнес, пожимая уже руку Воронину:
– Вообще-то я в командировке.
Произнес он это с большой неохотой и потому только, что не мог не заметить очень уж язвительной интонации Трубицына, однако вступать в подобный разговор – означало оправдываться, а оправдываться, как он считал, ему было не в чем. Тем более перед Трубицыным.
– Причем здесь командировка, Степан?! Ты что?! Какой пример ты подаешь! Вы только посмотрите, Алексей Дмитриевич… Да и вообще,.. – крещендо заговорил Трубицын, переводя твердый взгляд красивых голубых глаз с Городецкого на его сотрудников.
К Степану Алексеевичу подкатило раздражение: что же так надрываться-то, подумаешь, провинность какая – в шахматы сыграл, при отсутствующей дисциплине в институте, смешно даже. Причем так разоряться при его подчиненных, вон Людочка уже радуется, что ее шефу нагорает за то, за что ее должны наказывать. Но он сдержался и, отмахнувшись как от ерунды, сказал:
– Прекрати, Львович! Эка страсть какая – шахматы. Время у меня сейчас свободное, не ромашки же мне на доске рисовать. Я бы мог даже в кино пойти на утренний сеанс.
– Какое кино? Степан Алексеич, что ты говоришь? Какое свободное время на рабочем месте, когда страна напрягается, когда империалисты,.. – пошел было голосом опять на подъем Трубицын, но его перебил Алексей Дмитриевич.
Он решил вмешаться и сказал:
– Да, конечно, Степан Алексеевич, зачем же так?.. Какие шахматы?.. Почитали бы,.. что-нибудь научное, – неловко замахал он руками из стороны в сторону. – Не стоит право, Степан Алексеич, – закончил Воронин довольный собой.