Сашкин голос стал шепотом, ползучим, как змея по холодным камням:
«Фигура в белом. Длинное, до пят, платье, похожее на саван. Лица не было видно. На его месте была та самая… гладкая, пульсирующая, красно-багровая маска. Та самая, что покрыла лицо его матери перед смертью. Она стояла, не шевелясь. Не дыша. И эта маска… смотрела на него. Санька хотел закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Он рванулся к воротам, спотыкаясь, падая, царапая руки и лицо о камни и ветки. Он бежал, не разбирая дороги, чувствуя за спиной ледяное дыхание того, что стояло среди могил. Он выбежал за ворота, мчался по улицам… Домой! Надо домой! Он ворвался в квартиру, захлопнул дверь, прислонился к ней, задыхаясь, весь в грязи и крови от царапин. "Лида! Лида!" – закричал он. Но в квартире было тихо. Пусто. Лидки не было. Он бросился в ее комнату… Кровать пуста. Пижама аккуратно сложена на стуле. Санька упал на колени посреди холодной, темной кухни и зарыдал. Он понял все. Он нарушил обещание. И привел это… к их порогу. Теперь оно знало, где они живут. И оно пришло… за Лидкой».
Слезы текли по щекам Витьки. Он не стыдился их. В комнате слышались сдавленные всхлипывания. Сашка мастерски нагнетал отчаяние.
«Лида проснулась от того, что в квартире было слишком тихо. И слишком холодно. Она позвала: "Сань?" Ответа не было. Страх, знакомый и липкий, сжал ее сердце. Она встала, прошла в его комнату… Пусто. Кухня… Пусто. Дверь в квартиру… не заперта. Саньки нигде не было. И тогда она услышала. С улицы. Тот самый голос. Мамин голос. Ласковый, родной, полный любви. "Лидочка… доченька моя…" Лидка замерла у окна. "Мама?" – прошептала она. "Иди ко мне, солнышко… Иди сюда… Мне так холодно… так одиноко…" – звал голос. Лидка вспомнила обещание. Вспомнила страшное лицо мамы. Вспомнила… Саньку. Где Санька? Может, он там? С мамой? Надежда, слабая и обманчивая, как паутинка, заколебалась в ее душе. "Мама… а Санька?" – спросила она, прижавшись лбом к холодному стеклу. "Он здесь… – ответил голос, такой теплый, такой убедительный. – Он скучает по тебе. Идите ко мне… вместе…"»
Сашка описал внутреннюю борьбу Лидки: страх перед запретом и обещанием против жгучего желания увидеть маму и брата живыми, такими, какими она их любила. И это желание, подогретое ласковым, неотразимым голосом, победило. Лидка, маленькая, тщедушная, накинула платок и босиком, как до нее Санька, вышла в ночь. Ее путь на кладбище был еще страшнее: каждый шорох казался погоней, тени могильных памятников нависали над ней, как чудовища. И все время этот голос, зовущий, успокаивающий, ведущий ее в самую глубь кладбища, к свежей маминой могиле, холмик земли на которой был еще рыхлым.