В комнате повисло тягостное молчание. Казалось, все выдохнули. Но Сашка не закончил. Его голос снова стал низким, леденящим, возвращая слушателей к настоящему кошмару.
«Лидка стояла, ошеломленная, глядя на то место, где только что была мама. Радость и горе смешались в ней. Мама свободна! Но… где Санька? Она оглянулась. Кладбище было пустым. Только могилы да лунный свет. Она опустила глаза… на красную маску. Она лежала на земле. Неподвижная. Казалось, безжизненная. Но вдруг… она шевельнулась. Словно дохлая рыба. Лидка отшатнулась. Маска снова дернулась. Потом… медленно, как паук, поползла. Поползла прямо к ее ногам! Лидка в ужасе отпрыгнула. Маска остановилась. И вдруг… подпрыгнула! Высоко! Прямо к ее лицу! Лидка вскрикнула и зажмурилась, отмахиваясь руками. Но было поздно. Она почувствовала прикосновение. Холодное, липкое, невыносимо мерзкое. Маска прилипла к ее лицу! Не просто упала – впилась! Как будто миллионы крошечных щупалец впились в ее кожу! Лидка заорала. Диким, нечеловеческим криком, полным боли и ужаса. Она пыталась оторвать ее, царапая собственное лицо, но маска держалась мертвой хваткой. Она чувствовала, как эта гадость пульсирует, растет, покрывая ее щеки, лоб, подбородок… Заполняя все! Голос ее пресекся. Мир перед глазами стал красным. Багровым. А потом… наступила странная тишина. И пустота. Боль ушла. Страх… тоже куда-то делся. Осталось только странное, ледяное спокойствие. И… желание. Желание идти. Идти в ночь. Искать… кого-то».
Сашкин голос опустился до зловещего, окончательного шепота:
«И вот с тех самых пор, по ночам, в разных городах, на пустынных улицах, в темных переулках, люди иногда видят… Девочку. Маленькую, хрупкую. В легком платьице. Босую. Она не спеша бредет по тротуару. А на ее лице… Горит. Пульсирует. Светится в темноте… Красная Маска. Гладкая, страшная, живая. И если она встретит одинокого прохожего… она останавливается. Поворачивает к нему это свое ужасное, багровое лицо. И смотрит. Просто смотрит. И тот, на кого она посмотрит… он слышит голос. Ласковый, теплый, родной голос своей матери… зовущий его в темноту. Туда, откуда нет возврата».
Последние слова Сашки повисли в воздухе, как ядовитый туман. В комнате не было слышно ни дыхания, ни шелеста. Казалось, все живое замерло, парализованное ужасом. Витька лежал, не смея пошевельнуться, представляя эту маленькую фигурку с пылающим лицом, бредущую где-то в ночи. Вдруг совсем рядом, из-под кровати, громко, невыносимо громко в тишине, скрипнула половица.