«На линейку, шагом марш!» – скомандовал Андрей, сверкнув белоснежной улыбкой. Отряд, кое-как выстроившись в шеренгу, засеменил к центральному плацу.
Плац «Орленка» – сердце лагеря. Широкая асфальтированная площадка, обрамленная стройными кипарисами, упиралась в парадное крыльцо с колоннами, где висел огромный портрет улыбающегося вождя. Уже выстраивались другие отряды, галдеж стоял невообразимый. Звонкие голоса вожатых пытались перекричать этот гул: «Первый, равняйсь!», «Третий, смирно!», «Четвертый, не толкаться!». На крыльце, под портретом, стоял сам товарищ Борисов, начальник лагеря. Полноватый, с багровым лицом и неизменным мегафоном в руке. Рядом с ним – старшая вожатая Маргарита Павловна, женщина с острым взглядом и идеально уложенной строгой прической, чей вид заставлял даже самых отчаянных пионеров подтягиваться.
Товарищ Борисов поднес мегафон ко рту. Резкий, усиленный электроникой голос прорезал воздух: «Пионеры лагеря «Орленок»! Смирно! Равнение на знамя!»
Наступила почтительная тишина. Знаменная группа, старшие ребята из десятого отряда, в белых перчатках и безупречной форме, торжественно внесли алый стяг. Под звуки горна его закрепили на флагштоке. Голос Борисова снова загремел, перечисляя достижения вчерашнего дня (отряд №7 лучше всех убрал территорию!), выговоры (отряд №3 опоздал на ужин!) и главное – распорядок на сегодня.
«…До обеда – работа в кружках! Авиамоделирование – корпус «Парус», танцевальный – клуб «Алые паруса», судомодельный – мастерская у причала, юннаты – к теплице! После завтрака – разбежались! В тринадцать ноль-ноль – обед! После обеда – тихий час! Без исключений! Пятнадцать тридцать – построение на спуске к морю! Купание под строгим наблюдением врача и вожатых! Шестнадцать тридцать – подъем! Семнадцать ноль-ноль – ужин! Восемнадцать тридцать – дискотека в клубе «Алые паруса»! Двадцать один ноль-ноль – отбой! Всем быть в корпусах! Вожатым – обеспечить порядок! Пионерское слово – закон!»
Голос смолк. На плацу повисло краткое молчание, вздох облегчения, а потом снова поднялся шум – обсуждение, смешки, толкотня по пути в столовую «Волна».
Завтрак был кашей. Манной, густой, с комочками и румяной пенкой сверху. И компотом из сухофруктов, сладким, с плавающими сморщенными яблоками и черносливом. Алюминиевые ложки звенели о миски. За длинными столами кипели свои микрособытия. Сашка, сидя напротив Витьки, ловко орудовал ложкой, параллельно развлекая соседей анекдотами про «чудика-физика». Витька же ковырялся в каше, украдкой поглядывая на Сашку. Тот казался абсолютно нормальным, обычным веселым парнем. Как будто той ночью говорил не он. Как будто не его голос, низкий и чужой, рассказывал про Лидку и ужасную маску. Витька набрался смелости: