Высокий, сухопарый, он казался воплощением самого Тота – такой же аскетичный, мудрый и неумолимый. Его лицо было узким, с резкими чертами, словно высеченными из слоновой кости. Глубоко посаженные глаза, темные и проницательные, словно видели не только то, что перед ними, но и то, что скрыто в душах людей. На лбу – символ Тота (ибиса с лунным диском), выведенный священной голубой краской.
Его руки, длинные и костлявые, были украшены кольцами с выгравированными заклинаниями, а на груди сверкала золотая пектораль в виде раскрытого свитка – знак высшего знания.
Жрец склонился так низко, что его лоб почти коснулся пола, а затем заговорил голосом, напоминающим шелест папирусных страниц:
– Да живет вечно Гор Золотой, Владыка Обеих Земель, Сын Ра, Возлюбленный Амоном, Царь Верхнего и Нижнего Египта, Аменемхет III, одаренный жизнью, как солнце!
Фараон кивнул и поднял руку в благословении.
– Я пришел вознести молитву Тоту, Владыке Слов и Мудрости. Принес дары его храму и прошу его помощи в принятии важного решения, – голос фараона звучал ровно, но в глубине его глаз читалась тревога.
Уджагорует поднял голову, и в его глазах вспыхнул огонь понимания.
– О, Великий, сам Тот привел тебя в этот день! – воскликнул он, разводя руками, словно обнимая невидимую истину, – Сегодня ночью небо будет наполнено светом ярких звёзд, что показывают свой блеск лишь раз в год, а это – время, когда наш господин особенно благосклонен к тем, кто ищет его мудрости. Если ты останешься в святилище до утра, он непременно пошлет тебе знамение.
Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание фараона.
– Ты увидишь путь, который укажет тебе сам бог.
Фараон задумался на мгновение, затем медленно кивнул.
– Да будет так. Я останусь.
Он повернулся к своей свите, ожидавшей у входа.
– Я пробуду здесь до рассвета.
Придворные поклонились и удалились, оставив фараона наедине с жрецами и тайнами храма. Личная стража фараона заняла свои посты у дверей храма.
А Уджагорует, скрыв улыбку, провел фараона вглубь святилища, где уже готовилась ложь, одетая в одежды божественного откровения.
Внутреннее святилище храма тонуло в полумраке. Лишь слабый свет масляных лампад дрожал на лике каменного Тота, чьи глаза, инкрустированные лазуритом, казалось, следили за каждым движением в комнате.