В один из последних тёплых дней Мальцевых неожиданно навестила Лора Бухбиндер.
Софья обрадовалась и засуетилась: на столе появилась вазочка с вареньем и картофельные шанешки. «Вот, – улыбнулась Софья, – у нас теперь, как у многих. Зато чай настоящий, из довоенных запасов». Она рассматривала Лору, её простое платье с матросским воротником и белую шапочку, ждала, что Лора скажет. Девушка подняла на неё глаза:
– Софья Викентьевна, я пришла попрощаться. Мы уезжаем.
– И правильно, Лорочка, – кивнула головой Софья, – и мы бы уехали в Кыштым, да Степан Иванович очень занят в госпитале и не может нас проводить…
– Софья Викентьевна, – перебила Лора, – Мы уезжаем за границу… навсегда. Папа сказал, что надо торопиться, пока ещё есть время. Ждать уже нечего.
– Куда же вы собрались, – растерянно посмотрела на Лору Софья, – и как будете добираться?
– Через Сибирь до Владивостока, а там – в Америку…
– Но это чудовищно далеко, – ахнула Софья. – Сколько же вы будете в пути?
– Я не знаю… Папа сказал, что хуже, чем здесь, не будет. Ещё несколько месяцев такой жизни – и начнётся полный развал. Софья Викентьевна, я написала Мите, но ответа уже не дождаться, да и не надо. Едва ли он приедет в Америку. Но если… вдруг… Я дам знать о себе и ему и вам в Екатеринбург. Я не могу не ехать, Софья Викентьевна! – Лора залилась слезами и обняла Софью. Она тоже заплакала, поцеловала девушку и перекрестила её.
У Саши, безмолвно просидевшей во всё время разговора в уголке дивана, защипало в носу. Наконец-то Лора исчезнет, её не будет рядом с братом, но радости Саша не испытывала! Напротив, появились незнакомая ей тоска и тревога.
Лора ушла. Софья, как после проводов Мити на войну, прошлась по дому. Она переставляла стулья, громко хлопала дверями, уронила вазу. Начала собирать осколки и порезала руку. Саша бросилась к аптечке, схватила йод, бинт и осторожно начала обрабатывать порез. Софья поддерживала пораненную руку, глядя, как кровь капает на пол. Саша перехватила её взгляд, заторопилась: «Ничего, мамочка, потерпи, я мигом всё сделаю!» Закончив перевязку, Саша тщательно убрала следы крови на полу, дала матери валерьянки и уложила её в постель. «Ты моя сестра милосердия», – бледно улыбнулась Софья.
Поздним октябрьским вечером Степан Иванович пришёл домой непривычно шумным.