Добрались до дома Бахметьевых уже в сумерки. «Чёрт», которого зовут совершенно по-человечески Константином Покровским, дошёл с нами до самого дома и вообще оказался очень симпатичным молодым человеком.
«22августа 1919г. Возвращались с мамой с базара, где купили на «николаевские» деньги кое-каких продуктов к столу, чтобы не обременять хозяев. Когда подошли к дому, услышали из открытого окна голос Марии Кондратьевны, что-то сердито выговаривающей Григорию Кузьмичу. Он беспомощно оправдывался, уговаривая «Мусеньку» потерпеть. «Я надеюсь, твои друзья понимают, что мы не можем содержать их бесконечно!» – гремела Мария Кондратьевна. Лицо у мамы при этих словах окаменело, потом она посмотрела на меня и твёрдо сказала: «Мы ничего не слышали, ты поняла меня?» Я кивнула головой, но мне хотелось немедленно бежать, куда глаза глядят. Вечером мама и папа надолго отлучились, а я опять ходила по Томску. Чужой город, чужие люди, вот уж верно – «И ску…, и гру…, и некому ру…» Завтра опять убегу с Юркой и Генкой в театр.
Мама и папа пришли поздно вечером, хозяева делали вид, что спят. Мама не захотела в их отсутствии идти на кухню, чтобы налить нам всем хотя бы холодного чаю. В нашей комнате в кувшине была вода, а в корзине оставались сухари, которые мы и сгрызли. Оказывается, мама с папой ходили к Станкевичу, чтобы посоветоваться с ним, как с военным человеком. Папа решил, что мы должны ехать дальше в Сибирь или даже в Харбин вместе с ранеными. Не одному папе пришла в голову такая мысль. Уехать хотят многие, потому что красные наступают, и бои за Томск будут нешуточные.
«23 августа. Была опять на выступлении Заикина и опять каталась на „карусели“ вместе с „чёртом“ Покровским. Сказала ему, что мы, возможно, вот-вот уедем. А этот большой мальчишка ответил мне, что тоже готов ехать немедленно даже на крыше вагона. Право, несмотря на его возраст, кажется 19—20 лет, он такой же, как Юрка и Генка».
«30 сентября. Мы должны уехать неведомо куда и неведомо насколько, но поскорее от унизительного положения просителей, в которых мы превратились в доме Бахметьевых. Григорий Кузьмич смотрит виновато, а папа ему ещё и сочувствует! Мария Кондратьевна, «Мусенька», узнав о нашем решении, напоследок само великодушие, собрала нам на дорогу кое-какие продукты. Но у нас есть «николаевские» деньги, и мама надеется что-нибудь покупать в дороге.