Дедушка и бабушка Мальцевы, папины родители, показались Саше совсем старенькими. Дедушка Иван Алексеевич, бывший когда-то полковым лекарем, стал седым и немножко сгорбленным. А бабушка Полина – «хлопотунья», как говаривал дед, шариком каталась по всему дому, наводя безупречный порядок. Вечерний чай она устраивала на большом крыльце. Стол застилали льняной скатертью, вышитой розами, приносили большой самовар, красивые чашки, мёд в расписной глиняной мисочке и множество всяких крендельков и шанег. Иногда приходили дедушкины друзья, о которых бабушка говорила, что они Георгиевские кавалеры. Их усаживали за стол, и они сначала пили чай, наливая его в блюдца, а напившись, ставили на них чашки вверх дном. Поговорив о всяких разностях с дедушкой и папой Степаном Ивановичем, вспоминали войну. Потом кто-нибудь тихо запевал: «Страшно вокруг, лишь ветер на сопках рыдает…»
Утром приносили газету «Уральский Край», и дедушка читал её вслух за завтраком, несмотря на бабушкино ворчание. «Вот, извольте видеть!» – однажды воскликнул он и передал газету папе. «В Сараево убит австрийский эрцгерцог», – прочитал он и отложил газету. – Как бы из-за этого эрц-герцога чего не вышло…»
…Известие о войне ворвалось бедой в маленький Кыштым. Утром дедушка Иван Алексеевич, как обычно, открыл свежую газету и прочитал последнее сообщение о вступлении России в войну. «Вот и откликнулось на выстрел в эрцгерцога…» – тихо сказал дедушка. Все потрясённо молчали, и тут не выдержала няня Маня, упала на колени перед иконами: «Матерь Божия, Заступница наша! Да чо же, эко место, опять наших мужиков убивать будут! Защити! Ведь ни за что пойдут на проклятущую войну из-за ихнего эрца-герцуха». Мама побледнела и вместо чашки чуть не пролила кипяток из самовара себе на руки. Папа взял эту чашку, покрутил её и сказал: «Так… Дождались, опять бойня пошла». Саша с испугом смотрела на растерянную маму, на папу, пристально разглядывающего чашку, которую он привёз из Маньчжурии. Саша очень любила эту чашку: на ней были изображены китаец и китаянка. Они шли под зонтиками по берегу реки, а вдали плыла лодочка с парусом. У китайца была длинная коса и юбка, совсем как у китаянки, что очень удивляло Сашу. Папа молча смотрел на китайцев и барабанил пальцами по столу. Молчание, повисшее в комнате, нарушил Митя: «Мы этих немцев в бараний рог скрутим!» И вдруг папа, ни разу не повысивший голос на детей, крикнул: «Замолчи, дурак!» На следующий день уезжали в Екатеринбург, не ведая тогда, что всё меняется круто и навсегда.