Но недавним выпускницам факультета данное обстоятельство было неизвестно, и они видели лишь то, что хотели видеть. Увы, униформа подслеповатого профессора Паганеля с сачком и огромной лупой никогда не относилась к числу элементов, привлекающих женское внимание. А вот загадочный студент в сапогах, словно явившийся из сказки Шарля Перро, возбуждал в них жгучее любопытство.
«Ну и что же привело вас на биофак? Вы ведь совсем не похожи на биолога» – спросила его однажды молодая особа, преподававшая ботанику высших растений.
Такие вопросы раздражали Александра, и он обычно отшучивался односложными фразами, однако этот вопрос мучил и его самого.
В самом деле, зачем? Только потому, что он прочитал все книги Джеральда Даррелла? Пересмотрел все сериалы Жака Ива Кусто и Дэвида Эттенборо?
Длинноволосые парни с изображением голубиной лапки на засаленных майках хорошо знали зачем они пришли на факультет. Здесь была их тусовка. И дело не в том, что в детстве у каждого из них был свой хомячок, а у кого-то родители всю жизнь проработали на биофаке. Главное – у них была своя идеология. Идеология мира, любви, и непротивления злу насилием. А насилием было все, что ограничивало личную свободу. И военная обязанность – прежде всего.
«Любовь творит мир» – говорили волосатые парни, мечтательно пуская в потолок табачный дым. «Займись любовью, а не войной». На курсе их почему-то называли «панками», хотя по внешнему виду они больше смахивали на американских хиппи 1960-х.
На появление Александра они реагировали иронично-беззлобно.
«Комбат, батяня, батяня, комбат!» – задиристо пели они, увидев его на раздаче каши в столовой. Поговаривали, что они, не особо скрываясь от начальства станции, покуривают травку. Не оттого ли они иногда так безудержно веселы, жмуря блестящие глазки от сладковатого дыма, заливаясь болезненным, навязчивым смехом?
Александр не обижался на панков. Их выходки были вполне безобидными.
Гораздо неприятнее была местная золотая молодежь. Вступив однажды в разговор с одним из университетских мажоров, он услышал такую отборную, витиеватую матерщину, какой ему прежде не доводилось слышать даже в подворотнях родного городка, где протекло его детство.
Он был поражен тем, что это явление не встречало здесь никакого противодействия. Студентки, краснея, хихикали, а преподаватели притворялись глухими, если слышали что-то подобное. Избалованные представители университетской элиты наслаждались своей безнаказанностью. Миф о триумфе культуры и чистоты студенческого братства МГУ, в который с детской наивностью верил Александр, разрушился достаточно быстро.