Толпа перед экраном, в основном молодежь с горящими глазами и активированными нейро-визорами, жадно внимала каждому слову. Их лица выражали надежду, восторг, почти религиозный трепет. Итан на мгновение задержал на них взгляд. Они были так молоды, так полны веры в технологическое чудо. Он почти завидовал их наивности, их неведению. Потом отвернулся и ускорил шаг. Этот «новый рассвет» слишком уж напоминал ему ослепляющий свет хирургических ламп в той лаборатории, где его старый мир был уничтожен.
Вернувшись в свою берлогу, Итан с облегчением сбросил куртку. Дверь, закрывшаяся за ним с тяжелым щелчком механического замка (еще один анахронизм, который он ценил), отсекла внешний мир. Здесь, в тишине, нарушаемой лишь его собственным дыханием и тиканьем старых часов на стене, он чувствовал себя… нет, не в безопасности. Это слово давно потеряло для него смысл. Скорее, он чувствовал себя на своем месте. В своей клетке.
Он разложил свои скудные припасы. Питательная паста имела консистенцию и вкус картона, но давала необходимые калории. Синтетический кофеин помогал продержаться до вечера, когда можно было снова забыться тяжелым, беспокойным сном. Обычная рутина. Механические действия, которые не требовали мыслей.
Но сегодня мысли лезли в голову сами. О Марсе. О «добровольцах». О блестящих глазах на площади. И о пронзительных голубых глазах человека с экрана. И снова, как назойливая муха, всплыл тот самый запах – озон и перегретая изоляция. Он не был таким сильным, как утром, скорее, фоновым шумом, отголоском. Но он был. Напоминание о том, что хромированные призраки его прошлого никуда не делись. Они просто ждали своего часа, притаившись в темных углах его расколотого сознания.
Итан устало потер виски. «Не мое дело, – твердил он себе. – Это все не мое дело. Пусть они строят свое светлое будущее. Пусть летят на свой Марс. Меня это не касается».
Но где-то в самой глубине души, под слоями апатии и цинизма, шевелилось крошечное, почти неощутимое сомнение. А что, если на этот раз все будет иначе? Что, если «Синтез» – это действительно нечто большее, чем очередная ловушка? Он тут же зло оборвал эту мысль. Нет. Он слишком хорошо знал цену таким обещаниям.
Цена обещаний… Он помнил ее слишком хорошо. Она была выжжена на его нейронах каленым железом, оставив после себя выжженную пустыню там, где когда-то цвели амбиции и научный азарт. Он помнил, как сам, молодой и наивный, с горящими глазами внимал речам своих наставников, пророчивших прорыв, новую эру для человеческого разума. Они тоже говорили о «раскрытии потенциала», о «симбиозе». Слова были другими, технологии – более грубыми, но суть оставалась той же: дерзкое, высокомерное стремление перекроить саму природу человека.