– Бабушка, а давно обследовались? Боли какого характера? В спину не отдают? Да и какая, к чертям, жареная картошечка?
Бабушка вздрогнула и внимательно посмотрела на врача.
– Знаю, знаю, куда клонишь. Без тебя знаю все. Рачок прилетел. Внучке не говорю, расстроится. Одна я у нее.
– Вам бы обследоваться полностью, да лечиться. А внучке сказать бы не мешало. Она знать должна, что жизнь так устроена и что вы не вечны. Ей надо думать о своем будущем, – настал черед Изотова давать советы.
Но бабушке это явно не понравилось:
– Не учи меня жизни, Сереженька. Сам–то, под сороковник, наверное? А что делаешь здесь? Пациенты тебя раздражают, устал ты от чужих жизней и нерешенных проблем. А диагност какой! Сразу ведь лукавство мое учуял! И ездишь ты такой по вызовам – выгоревший врач с тусклыми глазами, для которого больные – тушки с болезнями. И меня жизни учишь.
Изотов только набрал в легкие воздух, чтобы разразиться возмущенным монологом, но тут забежала расторопная Анютка, засуетилась с кофе. Растерянный Егор, чтобы как–то заполнить неловкую паузу, спросил тихо:
– Ну что? Спазган?
– Да какой спазган, трамадол сделай.
Внучка проворно поправила бабушке подушки и удобно уложила. Больная после укола притихла, размякла, напряженное поле над ней стало рассеиваться. Пока пили кофе, Изотов написал карточку, сделал бабушке активный вызов участкового врача и решил, что пора уезжать с чувством выполненного долга.
Они попрощались с внучкой, но тут бабушка зашевелилась, и тихо, выныривая из полудремы, прошептала: «Привет тебе. От Оскара». И снова заснула.
***
К утру ливень закончился, небо освободилось от тяжелых туч и первые солнечные лучи настойчиво били по уставшим глазам. Изотов возвращался после дежурства домой, а обновленный город просыпался. Улицы уже погружались в утреннюю суету, звенели трамваи, раздраженные водители сигналили на перекрестке, дворники в оранжевых жилетах лениво рассеивались вдоль мокрых тротуаров. Сергей всегда ловил некое удовольствие – прогуливаться навстречу тем, кто спешит на работу.
У подъезда расцвели первые бабушки: у кого скандинавские палки, у кого клетчатые сумки с колесиками. Они строили планы, мыли косточки соседям, жаловались друг другу на дурной сон в грозу. Баба Нюра обсуждала очередную панацею, рекламные листовки которой настойчиво желали вечной жизни. А тут и Изотов вывернул очень кстати. Дружелюбно отмахиваясь от бабушек, под благовидным предлогом страшной усталости ему удалось скрыться от них без потерь.