Когда я беру тарелку и собираюсь обратно в дом, шум вечеринки усиливается. Я не вижу ни дом, ни празднующих, но слышу смех и звон бокалов. Музыка орет на весь квартал; за ней не слышно ни ветра, ни волн.
На следующий день мы с Робом условились по- ехать на пляж в Рокпойнт, городок в часе езды, где нас никто не узнает. Я жду у входа на пожарную лестницу в пляжном платье и с корзиной для пикника, где лежат сэндвичи с огурцом и банка с домашним лимонадом. Я испытываю волнение и неловкость, как всегда, когда слишком стараюсь кому-то угодить. Возможно, сэндвичи с огурцом – это чересчур. Идею подкинул журнал Марты Стюарт, который я сперла из магазина; там говорилось, что «чайные сэндвичи» – лучший пляжный перекус.
Мы договорились встретиться в двенадцать, но я стою уже пятнадцать минут, а Роба нет. Он никогда не опаздывает.
Я оставляю на траве корзину и велосипед, забираюсь по пожарной лестнице наверх и дважды стучу в окно. В комнате слышатся его медленные шаги; он поднимает рулонную штору и противоштормовое окно с таким усилием, будто те весят тонну.
– Ты что, злишься на меня? – спрашиваю я, заглянув в окно.
– Почему я должен злиться? – отвечает он.
– Не знаю. Потому и спрашиваю.
Жду, когда он ответит, что не злится, и скажет приятное, чтобы меня успокоить, например, что я красивая. Никто никогда не называл меня красивой. Мама могла бы, но считает, что девочкам такое говорить нельзя, мол, это внушает неправильные установки. Вместо этого она говорит, что я восприимчивая и сильная. А кто хочет быть сильным и восприимчивым? Никто.
Роб не говорит, что я красивая.
– Тебе что-то нужно? – спрашивает он. Ни за что на свете не отвечу «да» на такой вопрос.
Ветер дует сквозь решетчатую площадку пожарной лестницы и задирает мне юбку. Я прижимаю ее к ногам.
– Ты идешь на пляж?
– Черт. – Он ударяет кулаком по оконной раме.
– Забыл?
– Заработался.
– Сегодня воскресенье.
Он закусывает губу и втягивает в себя воздух, издав шипящий звук, будто сдувается шарик.
– Ты что мне мозг выносишь? – Не понимаю, что он имеет в виду, и так ему и говорю. – Подруги наболтали? – Он заглядывает мне через плечо, будто эти мифические подруги стоят у меня за спиной.
– У меня нет подруг, – отвечаю я, потому что знаю, что ему станет меня жалко, а я не из тех, кто ненавидит, когда их жалеют. Жалостью можно добиться всего, чего хочешь. А я хочу на пляж.