В 22:55 начальник охраны произнёс в рацию коротко:
– Время.
Тюремные охранники подтолкнули первую пятёрку к открытому вагону.
Вагоны были переоборудованы. Жёсткие одиночные ячейки с креплением для ног и шеи без окон. Только вентиляция и надзирательные смотровые щели.
Каждого заключённого вводили по одному. Закрепляли в посадочном гнезде, проверяли замки, запечатывали дверь.
Когда очередь дошла до Мертана, он остановился на секунду перед входом. Только секунда – короткий взгляд на луну и тень улыбки.
– До встречи, – прошептал он. – Там, где судят иначе.
Охранник пихнул его в спину.
Ровно в 23:00 зазвучал сигнал отправки. Поезд с лёгким металлическим скрипом тронулся. Тишина вагона нарушалась только вибрацией рельсов и звоном цепей.
Никаких разговоров. Никакой надежды. Только ночь, сталь и предчувствие конца.
В темноте его ячейки Мертан закрыл глаза. Он чувствовал дрожь пола и слова – снова и снова:
– Ты увидишь всё. И когда на тебя укажут, ты поднимешься – не как преступник, а как свидетель.
Поезд уносил его к месту, где всё должно было закончиться и – начаться.
Глава 6. День празднования
Тюремный поезд с грифом «К3» прибыл на запасной путь восточной грузовой станции родного города.
Погода – ясная, холодная. Лёгкий иней на рельсах.Платформа была пустой. За бетонным забором дежурили вооружённые караулы. В вагоне – трое.
Все трое – заключённые с приговорами свыше 10 лет. Подпадали под ту самую категорию, о которой вели закрытые обсуждения чиновники на Комитете безопасности: «Казнь. Публично. Без уведомлений. С утра – кормить дважды».
Их имена были вычеркнуты из всех списков за месяц до поезда.
Автозак перегнал их в старую зону бывшего следственного изолятора, переоборудованного под «предказненный блок». Мрачные стены, перекрашенные под нейтральный серый, закрытые окна, усиленная охрана. Там их поместили в одиночные камеры.
Охранник мимоходом бросил:
– Кормёжка дважды. Потом – в центр. Форма будет.
Никаких объяснений. Всё происходило как по невидимому сценарию.
Через кормушку в двери каждый получил хлеб, кружку горячей воды, разваренную кашу. Есть хотелось. Даже Мертан, измождённый и побитый, ел молча. Внутри – тишина. Где-то слышался звон посуды, шаги, лай собаки.
В его голове – ни страха, ни гнева. Только спокойствие. И воспоминание о том, что сказал ему голос в темноте: