Через два месяца его перевели в общую. Там был "коллега" – казалось, обычный заключённый. Тот говорил с ним, строил доверие. А потом – на допросе – читал вслух всё, что Даниэль ему говорил ночью.
Предательство настоящее или подстроенное – неважно. Он больше никому не верил.
Они морили его бессонницей. Давали пить странную воду – от которой мутнело зрение и он слышал голоса.
Иногда – под видом освобождения – выводили в другой блок, показывали "жизнь на свободе", а потом снова бросали в камеру.
Реальность рвалась. Он больше не спрашивал, за что его держат. Он перестал ждать. Он забыл лица офицеров. Он перестал мечтать о письмах от дочери. Он даже не играл в уме на скрипке – звук ушёл из его памяти.
Но однажды, ночью, в полной тишине, он вдруг вспомнил дыхание жены, когда она засыпала на его плече. И он заплакал. Беззвучно, потому что чувствовал. А это значило – он ещё жив.
Когда его вновь вызвали на допрос, он ничего не отрицал. Он не признавал вины – но и не защищался. Его лицо было как выжженный лист.
Офицер сказал:
– Мы почти закончили. Осталось одно. Просто подпиши, что ты – предатель.И тебя отправят в трудовую зону.
– Я не предал.
– Ты ведь уже не знаешь, что это значит.
После отказа подписать признание, допросы прекратились – на виду.
Но ночью за ним пришли другие люди. Без формы. Без слов. В мешке на голове его куда-то вели – долго, с пересадками, вниз по узким лестницам, мимо вентиляторов и гулких пустых коридоров.
Его держали в подвале, о котором не знал даже тюремный персонал: без номера. без доступа, без документов. "Секретный объект П-9", как позже шептал охранник, у которого тряслись руки.
Комната – бетонная, с одной лампой и сливом в полу. Туалета не было. Кровати – нет. Кольцо в стене и короткая цепь – 1.5 метра.
Каждое утро в 6:00 он слышал шаги. Затем – ведро воды. Потом – вода с солью, удушение мокрой тканью, удары по одной и той же точке на спине.
Не ради информации – ради слома.
Даниэль больше не числился в реестре заключённых. На бумагах значилось:
"Освобождён. Передан по спецрешению службы внутренней безопасности (СВБ)"
Ни один адвокат, ни одна проверка не могла его найти. Формально – он не существовал. Никакой суд не разрешал пытки. Никакой суд не санкционировал задержание.
Это означало только одно:
Он стал объектом, а не человеком.