– Как скажешь, Степ, – медленно кивнул Захар. – Как скажешь…
На улице уже светало. Захар сел за руль, завел машину и выехал с парковки. Дороги были пусты. Город только просыпался, а внутри у него все кипело.
Телефон завибрировал. Марина.
Он пару секунд смотрел на экран, потом все-таки принял вызов.
– Ну что, до утра там собираешься сидеть? – она сразу пошла в атаку. – У тебя вообще семья есть или ты теперь ночуешь у всех своих бойцов по очереди?
– Марина, – тихо выдохнул Захар.
– Не начинай. Мне все надоело! Я постоянно одна, ты на службе или с "ними"! У нас сын, между прочим! Ему отец нужен, а не командир чертов!
– Я понимаю…
– Нет, ты ничего не понимаешь! Ты просто привык, что все стерпят!
Острая боль пронзила верхнюю область груди. Захар резко остановился у обочины и, не дослушав претензии жены, сбросил звонок. Дыхание давалось с большим трудом.
«Этого еще не хватало», – пронеслось в его голове.
Захар закинул под язык таблетку и приоткрыл окно. Положил руки на руль, сжал его. А потом просто опустил голову и прижался лбом к холодному пластику.
Он просто задолбался.
По-настоящему. Глубоко. До костей.
Голова раскалывалась. Словно кто-то забыл выключить отбойный молоток в черепной коробке. Горло пересохло, рот словно слипся изнутри.
Степан открыл глаза. Потолок. Белый. Безмолвный. Безжизненный. Слишком яркий от утреннего света, что пробивался сквозь шторы. Он хотел отвернуться, но тело не слушалось.
Пахло перегаром, несвежим потом и чем-то кислым. Он пошевелился и понял, что лежит на диване в одежде. Куртка валялась рядом, на полу. Пустая бутылка – чуть дальше.
Он закрыл глаза. Не потому, что хотел спать. Потому что не хотел ничего вспоминать.
Но память была беспощадна.
Голос врача. «Мы сделали все возможное, но…»
Лицо Захара. Молчаливое. Тяжелое. «Расскажи мне».
Степа застонал. Придушенно, почти беззвучно. Внутри все сжалось. Было ощущение, будто сердце вытащили и оставили рядом, просто чтобы оно мучительно билось на виду.
Не выдержав пытки, он сел. Медленно, будто через вязкую воду. Мир пошатнулся. Пульс бухал в висках, как кувалда, по телу прошел озноб.
Похороны.
Мысль, как лед. Он сжал кулаки. Надо. Бумаги. Морг. Ритуальные. Цветы. Кто-то должен этим заниматься. А кто, если не он?
Степан поднялся и поплелся в ванную. С трудом умылся, смотря на свое отражение. В нем не было ничего. Только тень.