Больничная палата, огромная и холодная, напоминала склад человеческого горя. Ряды железных кроватей сливались в единое пространство, где одни умирали, другие цеплялись за жизнь. Узники концлагерей и солдаты – всех объединило одно: желание выжить любой ценой.
Распахнулись двери и в палату ввезли каталку, на которой вытянутый в неподвижности, лежал Шмуль.
Он был похож на человека, которого забыли вернуть из ада. Его иссушенное тело – обтянутый кожей скелет, обременённый тяжестью пережитых страданий, напоминал лишь тень человека. Каждая кость, каждый сустав – крик о боли, а разум, словно окутанный тёмным туманом, искал выход из бездны, в которую он погрузился. Он уже не мог ни есть, ни пить. Казалось, смерть была неизбежной, и он почти принял её, как спасение от мучений.
Внутренний взгляд Шмуля устремлён в длинный тёмный тоннель, на выходе из которого мерцает свет. Этот свет, казалось бы, манит его, обещая спасение. Шмуль жадно глотает воздух, пытаясь вырваться из своего мрачного состояния. В его бессознательном состоянии всплывают образы – лица родных, моменты счастья, которые теперь кажутся далекими и недостижимыми.
Слышен женский голос медсестры, резкий и безжалостный:
– У двери этого кладите, он безнадёжен, долго не протянет…
Санитарки, невольно перехватившие её сухой тон, с механической слаженностью переложили истощённого Шмуля с больничной каталки на кровать у двери палаты. Железные кровати расположены плотными рядами; на них пытаются выжить, как истощённые бывшие узники концлагерей, так и раненные американские солдаты. Объединённые общей бедой мужчины и женщины находятся в общем большом, похожем на спортивный зал, помещении, где жизнь и смерть переплелись в неразрывном танце.
На соседней койке лежал старик, борода которого напоминала ветошь, а истощённое до предела лицо сохраняло какую-то необъяснимую святость.
В этот момент, среди звуков кашля и приглушённых стонов, вдруг рядом с ним появилась она – девушка с глубокими и тёплыми глазами, в которых отражались сострадание и нежность. Браха. Она вошла так тихо, что казалась сном. Только её глаза – полные света и тайны – говорили, что это явь.
Её взгляд остановился на Шмуле, а губы слегка дрогнули.
– Потерпи немного, – прошептала она, и её пальцы обвили его ладонь, словно боясь отпустить самое драгоценное. – Ты должен жить. Ты будешь жить.