На подоконнике стояла банка с пуговицами. Прозрачная. Лея называла её «грудной клеткой». Иногда – «мозгом». Это смотря что происходило в голове. Она вынула одну пуговицу – бирюзовую, в форме капельки, с трещиной. Поднесла к глазам, прищурилась. Всё, что через неё видно, становилось искажённым – как будто мир укачало. Эта пуговица называлась «Ложка с крылышками» – потому что когда-то Лея видела, как чайная ложка, случайно подкинутая, отразила свет и на мгновение показалась птицей. Эти ассоциации не понимал никто. Но Лея их не объясняла. Потому что – зачем? Если объяснить чудо, оно становится чьим-то чужим.
Из кухни донёсся глухой стук – не громкий, но определённый. Это бабушка ставила чайник. Стук крышки – раз, потом ложка об раковину – два. Потом тишина. Как абзац в книге. Не конец, но пауза. Лея оделась: свитер с дыркой у плеча, гетры, которые сползают, носки с зашитым сердечком на щиколотке. Всё это было от бабушки. Она не покупала одежду, только чинила старую. Говорила, что новые вещи «слишком неузнаваемы». Когда она вышла на кухню, бабушка уже сидела у окна, спиной к ней. На ней был тёплый халат, шаль на плечах, волосы убраны в тугой узел. У бабушки всё всегда было туго завязано, сложено, спрятано.
– Сегодня четверг, – сказала бабушка, не поворачивая головы.
Лея вздрогнула. Голос бабушки был сухим, но не злым. Скорее как потрескавшийся хлеб: грубый, но внутри мягкий.
– Пятница, – тихо поправила она, больше для себя.
Пауза. Лея поняла, что сказала не то. Бабушка не любит, когда её поправляют. Она не сердится, просто уходит внутрь себя. Как дом, в котором выключили свет.
– Пятница, – повторила бабушка через несколько секунд. – Значит, хорошо. В пятницу письма доходят быстрее.
Она встала, не говоря ни слова, и направилась к буфету. Открыла дверцу и достала оттуда аккуратно сложенный лист бумаги и тонкий, будто ещё тёплый от её пальцев, конверт. Всё – как всегда. Ни одного лишнего жеста, ни малейшей суеты. Вернувшись, она положила бумагу и конверт перед Леей, как будто выполняла старый ритуал, отточенный годами.
– Сегодня – подходящий день, – сказала она.
Лея вернулась в комнату, держала в руках тонкий лист и ощущала, как он шуршит в пальцах – будто шепчет. Она аккуратно положила его на стол, рядом с банкой пуговиц, и долго смотрела. Писать кому-то незнакомому – это как петь в шкаф. Слышишь себя странно. Каждое слово эхом. Она взяла ручку. Старую, с колпачком, который больше не держится, и с трещиной, похожей на молнию. Написала в уголке дату. Потом зачеркнула. Потом снова написала ту же. И ещё раз чуть-чуть неровнее.