Артём смотрел на отца, не узнавая его. Где был холодный, расчётливый руководитель корпорации? Человек, превративший уникальную экосистему в выжженную землю ради прибыли? В его словах звучало то, что Артём слышал от Дамира и видел в глазах Миры – глубинное понимание взаимосвязанности всего живого.
– Но при этом ты запускаешь «Гармонизацию», – сказал Артём.
– Потому что у меня нет выбора, – ответил Давид. – Не сейчас. Но я могу отложить полное развёртывание системы. Дать больше времени для исследований.
Он подошёл к столу и достал из ящика старую фотографию в простой рамке. Протянул Артёму:
– Твоя мать за неделю до того, как узнала, что беременна тобой.
На снимке молодая женщина с тёмными волосами стояла у края леса. В её глазах было то же выражение, что Артём замечал у Миры – взгляд человека, слышащего то, что недоступно другим.
– Она верила, что есть другой способ восстановить то, что мы разрушили, – тихо сказал Давид. – Не просто воссоздать виды, а восстановить связи между ними. Биомнемические цепи были её проектом изначально. Я просто… продолжил его. Не для искупления вины. Я продолжаю её дело – нашей семьи, а не корпорации.
Артём смотрел на фотографию, ощущая странное смещение внутри. Словно что-то твёрдое и холодное, что годами сидело в его груди, начало таять. Воспоминание о матери всегда было связано с теплом, с лёгкостью, с чувством защищённости. А воспоминания об отце – с холодом, отчуждением, гневом. Как будто их образы существовали в противоположных концах эмоционального спектра. Но теперь эти полюса словно приблизились друг к другу.
– Мне нужно идти, – сказал Давид, глядя на коммуникатор, где мигало напоминание. – Но я хотел, чтобы ты знал. О Сува-Кочи. О том, что происходит. И о ней.
Он сделал паузу, словно собираясь с силами:
– Я знаю, что ты никогда не простишь мне того, что случилось. Ни личного – твоя травма, ни глобального – катастрофа. И я не прошу прощения. Но я хочу, чтобы ты знал правду.
Артём смотрел на отца – действительно смотрел, возможно, впервые за много лет. Видел не директора «Панглобального ковчега», не бывшего главу корпорации, а просто человека. Уставшего, несущего бремя своих ошибок, но не сломленного ими.
Они стояли друг напротив друга, два Артёмова, разделённые не только столом, но и годами непонимания, боли, молчания. Перед тем как уйти, Давид медленно повернул фотографию матери к Артёму и оставил её стоять так – лицом к сыну. Этот немой жест доверия и передачи наследия сказал больше любых слов.