Евгений молча взял сигарету, её запах смешался с затхлым воздухом помещения, отдавая чем-то давно забытым – ароматом не свободы, но странной, горькой равнодушности. Вынув из кармана спички, он чиркнул одну о коробок, и яркий огонёк ожил, словно вспышка чьей-то последней надежды. Огонёк затрепетал на секунду, его золотистые язычки жадно тянулись вверх, к невидимому небу, прежде чем Евгений решительным движением погасил его.
Дым поднялся тонкими серыми пальцами, медленно скручиваясь и стремясь к потолку, подобно тому, как душа некогда живого огонька поднималась из пепла в рай. В этом движении было что-то тревожно-мирное, как будто сама комната дышала этим дымом, становясь частью чужого прощания.
Евгений сделал первую затяжку, и горький вкус табака расползся по горлу, обнажая всё, что он хотел скрыть за словами. Борис Иванович внимательно смотрел на него из-за стола, словно пытался прочесть что-то в этом движении. Но Евгений не позволял взгляду задерживаться – дым застилал всё, превращая лицо полковника в расплывчатую, почти неразличимую маску, как память о чём-то важном, но уже недосягаемом.
– Мы знаем, что ты отправлялся под Тамбов с серьезной миссией, – продолжал Борис Иванович. – Ты должен был отслеживать передвижение войск и организовывать группы сопротивления. Но сейчас мы не для этого здесь.
Внутри Евгения что-то напряглось, словно предчувствие надвигающейся бури. Он догадывался, о чем пойдет речь.
– Речь пойдет о Марине, – произнес Борис Иванович, как будто прочитав его мысли и чуть наклонившись вперед.
Евгений взглянул на него, сдерживая эмоции, хотя внутри все перевернулось. Он понимал, что контрразведка подозревает Марину. В последнее время ему задавали слишком много вопросов о ней, о том, как они познакомились и как много времени проводили вместе.
– Тебе нужно рассказать мне всё, в мельчайших подробностях, – продолжил Борис Иванович, его голос стал более угрожающим. – Ты ведь понимаешь, что её могли специально отправить к тебе? Она могла работать на врага.
– Марина? – Евгений почти усмехнулся, стараясь скрыть внутреннюю боль. – Это абсурд! Она просто медсестра, волонтёр из Красного Креста!
– А может, и не просто, – возразил Борис Иванович, его голос стал настойчивее. – Нам известно, что она проявляла интерес к твоей семье. К картам пустот под Санкт-Петербургом, которые составляли твои родители.