Неожиданно Трясогузов заметил, как что-то мелькнуло в конце туннеля. Сначала он принял это за вспыхнувшую и тут же погасшую лампу. Но потом, присмотревшись, понял, что даже при мигании ламп что-то подозрительное продолжало двигаться в его сторону.
По спине толстяка пробежали мурашки. Трясогузов остановил кресло и выключил мотор, хотя с таким шумом вокруг, можно было этого и не делать. Плохо, что в коридоре не было ни одного хотя бы самого крошечного закутка: прямой, как труба, туннель давал хорошую видимость, и кто-то в таком случае, к большому сожалению Трясогузова, также очень хорошо видел и его самого – неуклюже вставшего посередине туннеля, напряженно всматривавшегося в даль беспомощного толстяка, не способного даже крикнуть, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.
В горле так пересохло, что толстяк закашлялся и на секунду отвлекся от того пугающего нечто, попутно вспомнив о тревожной кнопке, которую ему давно предлагал установить на кресло Ральф Штукк. «Только кто бы на нее отреагировал – вот в чем вопрос?» – подумал Трясогузов, машинально ощупывая мокрые от пота подлокотники, в надежде, что там что-нибудь найдется, что могло бы помочь ему в трудную минуту. Однако кроме пористого пластика его пальцы ничего не находили. Трясогузов продолжал всматриваться в мерцающую даль туннеля, пока не разглядел медленно двигавшуюся человеческую фигуру.
«Ну, да: вон и две руки, иногда касающиеся стен; и две ноги, как будто даже в широких брюках; голова, слава Богу, одна… Блииин!» Толстяк, конечно, был на грани нервного срыва, но ему показалось, что в свете мигающих ламп на лице той фигуры мелькнули очки. Трясогузов нервно хихикнул – ему точно кранты: какое лицо, какие очки? Однако через минуту он понял, что все страхи – бесполезная трата нервов. Он выдохнул и, мгновенно осознав, что уже готов к любой встрече, включил мотор, чтобы побыстрее доехать до той фигуры.
Какого же было его разочарование, когда он увидел бредущего по коридору Рыльского – этого ненавистного ему типа под номером «два» (первым был Могильный) – врага его любимой докторши! Трясогузов от обиды и возмущения даже выключил мотор на коляске. Неминуемая встреча должна была состояться через минуту-полторы, и Трясогузов, чувствуя напряжение в горле, уже готов был издалека крикнуть что-нибудь обидное этому нескладному очкарику.