– На Трёхе. В замке оборотней, – сказал Дима и впился в курицу с такой страстью, что я на мгновение почувствовала себя лишней в отношениях между ним и его обедом.
Я нехотя поклевала немного риса. Курицу игнорировала – не из принципа, а просто потому, что она смотрела на меня слишком мясисто. А ещё потому что сидеть за одним столом с объектом своих грёз и пытаться есть, когда желудок скручивает от ревности и неопределённости – это спорт высших достижений.
Кощеев доел, бросил взгляд на мою почти нетронутую тарелку и нахмурился, как будто курица была его лично выращена, выкормлена и эмоционально вложена.
– Варя, ты чего, в вегетарианство подалась?
– Нет…
– Тогда курицу почему не ешь? – прищурился он так, что я внутренне приготовилась к экзамену. По всей строгости.
– Не голодна…
– Ну вот, началось, – тяжело вздохнул внук сказочного злодея, задумчиво барабаня пальцами по столу. – Ты хочешь, чтобы я остался?
– Нет! – выпалила я слишком быстро. Ошибка новичка.
– Тогда ешь, – отрезал он, как приговор. И сидел, смотрел, пока я не начала жевать как минимум с видом на хорошее настроение. Хотя еда у меня во рту напоминала картонную коробку, промокшую под дождём.
Когда я кое-как проглотила половину (по ощущениям – кирпич), Дима встал, наклонился и чмокнул меня в макушку.
– Постараюсь вырваться пораньше, – прошептал он на ухо, и мне захотелось сказать что-то вроде «не надо», но вместо этого я послушно кивнула, как котик, которого погладили.
Он ещё раз мягко провёл рукой по моим волосам и исчез. В буквальном смысле – растворился в воздухе, как облачко дыма от спички.
Я посидела ещё минуту-другую, потом демонстративно прикрыла свою тарелку другой, запихнула всё в холодильник и с чувством выполненного долга нырнула на диван.
У меня выходной. А значит, я имею полное моральное право на ничегонеделание и полный хардкор – сериалы, чипсы и абсолютное счастье.
На экране уже начинался «Шерлок», а я, выудив из-под подушки заначку чипсов, разлеглась в позе «картофель по-деревенски». Ах, великое счастье – лежать одна и жрать гадость! Удовольствие сродни медитации.
При Кощееве я себе такого праздника не позволяла. То ли совесть, то ли вшитая прошивка «будь приличной» – но я прямо ощущала, как теряю части своей разгульной души. Я даже сладкое перестала есть. И не только потому, что стресс, но и потому, что не хотелось выглядеть поросенком в глазах мужчины, у которого даже утренняя прическа – как рекламная кампания шампуня.