* * *
На обратном пути, который длится уже два с половиной часа, ведущий по радио объявляет текущую погоду: дождь, двенадцать градусов, ветрено – необычно для этого времени года.
– Наслаждайтесь! – советует он. – Такое бывает нечасто.
Потом он рассказывает, что недавно читал рейтинг самых пригодных для жизни городов. Вена заняла первое место, Багдад – последнее, двести двадцать первое.
– А Тегеран… – Ведущий замолкает, возможно, снова смотрит на свои записи. – Тегеран находится на… – он прочищает горло, – на… – короткая пауза, – на двести первом месте.
На три-четыре секунды в радиоэфире наступает тишина.
Все прекрасно понимают, что ведущий должен что-то добавить, как-то повернуть результат в положительную сторону, ведь он работает на государственном радио. И вот он говорит, и, кажется, сам невольно начинает смеяться:
– Зато мы не последние, после нас еще двадцать городов!
Но моя кузина считает, что даже это – неправда.
* * *
После Чехелом мы поочередно звоним остальным кузенам и кузинам, иногда даже одновременно. Радостные встречи происходят не только между Тегераном и Нью-Йорком или Кёльном, но и между Нью-Йорком и Кёльном, когда родственники в Тегеране держат перед друг другом смартфоны. Также на связь выходят Чикаго, Монреаль, Дубай и Куала-Лумпур. Мой сын с удивлением наблюдает за тем, как перед ним открывается весь этот связанный с его бабушкой мир. Однако по иранским меркам это не так уж и много, ведь революция и война разорвали почти все семьи среднего класса. «Фейстайм» снова объединяет их, вот так просто. По сети пересылаются фотографии из семейных альбомов, на одной из которых моя мама, незадолго до революции, моложе, чем я сейчас, в окружении своих братьев и сестер – один добрее другого. В живых осталась только младшая, у нее началось помутнение сознания, что, возможно, продлевает ей жизнь.
– Почему продлевает? – спрашивает кузен из Флориды, надеющийся, что его мать не будет долго страдать и он сможет вернуться домой.
– Потому что помутнение сознания препятствует принятию решений, – умничаю я, ученый и философ. – В сознании ты можешь отпустить. Можешь способствовать смерти, постепенно преодолевая инстинкт самосохранения. Я не раз такое видела. Но в тумане не управляешь своей жизнью.
– Это еще как? – пугается кузен.