«Это и есть та жизнь, которую мне удалось себе выбить? Это действительно она?!»
Схватив шмат хлеба, я, не замечая протеста повара, пошла к столу.
– Ты что, не слышал, что тебе запретили брать хлеб, облезлый?! – вырвалось у кого-то из толпы. Я слегка повернула голову, чтобы посмотреть на того, кто, вероятно, принесёт мне уйму бед в будущем. В этот момент земля ушла из-под ног.
«М-м, подножка. Классика…» – уже падая в разбившуюся тарелку с кашей, отметила я.
Удар о пол был болезненным, но мне чудом удалось не измазаться в пригоревшей каше. Поднявшись под хохот слуг, я резко убрала в карман хлеб и быстрым шагом покинула кухню, не желая оттирать пищу от пола.
«Они ведь могут заставить делать это руками…»
К горлу подступила тошнота.
«Я так надеялась, что слуги будут больше похожи на понимающих братьев…»
Но они не были похожи, и я не могла их за это винить. Возможно, у меня получится оттолкнуться от этого дна и отбелить свою репутацию. По крайней мере, я очень хочу, чтобы у меня это вышло.
«Ведь я не плохая, я действительно не тот монстр, за которого меня принимают… Чёрт возьми, почему так тяжело?»
Я осознала, что рыдаю, только когда отодвигала со входа зеркало, чтобы войти в свою комнату. Слёзы совсем не шли Ольгерту. Алые глаза неестественно сияли. Выражение вселенской муки вызывало лишь мерзкую жалость. Но ничего с этим сделать я не могла. Когда нужно не плакать, быть сильной, холодной… Когда нужно выжить, и мускул на моём лице не дрогнет. Но я не кремень. Равно как и Михаэль, которого вчера приструнил младший брат.
Всхлип вырвался сам собой. Из горла послышался сдавленный вой, но очень скоро он стих. Упав на кровать, я сжалась в клубок и медленно жевала всё ещё слегка тёплый хлеб.
После завтрака я умыла опухшее лицо и направилась к комнате Габриэля. Встав у двери, облокотилась о стену. Он сказал, что встанет примерно в это время и мы решим пару важных дел. Из соседней комнаты слышались крики. У его хозяина, а точнее хозяйки – матери Ольгерта – день не задался с самого утра. Я слышала, как бились чашки, как рыдала прислуга, но суть конфликта разобрать не смогла. Вскоре, как только шум стих и бледные служанки выбежали из не самого радушного места, дверь в спальню Габриэля приоткрылась.
– О, ты тут? Отлично, – шёпотом начал он. – Не говори ни слова. Я сейчас зайду к маме, потом пойдём. Лучше спрячься за цветами, чтобы она тебя не увидела, хорошо? – уже подталкивая меня к самому неприметному углу коридора, шептал он.