Раздел «История идеалов», следовавший за «Поэтикой сюжетов» в плане Веселовского, должен был состоять из частей: «история Naturgefühl» (чувства природы), «идеал красоты в историческом развитии» и «мифологическое, символическое и аллегорическое миросозерцание». Раздел написан не был, но о нем позволяют судить оставшиеся за пределами «Исторической поэтики» работы: рецензия на книгу А. Бизе о чувстве природы у древних греков (1883); статья, посвященная теме любви «Из истории развития личности: женщина и старинные теории любви» (1872); исследование истории идеала красоты «Из поэтики розы» (1898).
Далее должны были следовать разделы: «Личность поэта» (третий) и «Внешняя история поэтических родов…» (четвертый), которым И. О. Шайтанов также находит соответствия в наследии Веселовского.
Так, отсутствие раздела «Личность поэта» восполняется тремя монографиями – о Боккаччо, Жуковском и Петрарке, которые были изданы в последние десять лет жизни ученого, т. е. создавались одновременно с «Исторической поэтикой», причем книга «Боккаччо, его среда и сверстники» в некотором смысле восполняет и отсутствие четвертого раздела, поскольку «история поэтической личности неотделима от изменчивой истории жанровых форм, в которых личность себя выражает» [Шайтанов, 2010, с. 167–168].
При переходе к исследованию личного творчества особое значение для Веселовского имел жанр романа, которому ученый посвятил работы, предваряющие «Историческую поэтику». Понимание Веселовским романа как «жанра, поэтизирующего обыденное» «предвосхищает трактовку Бахтиным романа, устанавливающего “максимальный контакт с настоящим” и противостоящего тем самым различным формам эпоса, с их, если воспользоваться характеристикой самого Веселовского, “идеальным выражением”» [там же, с. 174].
В статье «История или теория романа?» (1886) Веселовский предсказал идею теоретической истории литературы, которая в 1960–1970-е годы была воплощена, прежде всего, в исследованиях Г. Д. Гачева [Гачев, 1964] и Д. С. Лихачёва [Лихачёв, 1973]. Веселовский изменил понимание слова «поэтика», добавив к нему определение «историческая», которое утвердило «ее новое направление – исследование не правил, а законов развития» [Шайтанов, 2010, с. 180].
Однако боязнь обобщений, существенно замедлявшая работу Веселовского и не позволившая ему свести все сделанное в систему, определила и восприятие его исторической поэтики как незавершенной, «незавершенной в гораздо большей мере, чем она действительно таковой является» [Шайтанов, 2010, с. 181].