Отец сам продел замочный стержень в маленькую дырку на мочке уха Александра. И застегнул со звонким щелчком.
Жемчужина приятной тяжестью качнулась из стороны в сторону и замерла. Альк осторожно тронул ее пальцем. Холодная. Говорят, синий жемчуг всегда холоден.
– Ты помнишь, что я говорил тебе про эту вещь? – серьезно спросил Император.
Александр кивнул.
То, что нельзя пересказать никому другому, кроме своего собственного наследника. Нельзя даже произносить вслух, дабы никто случайно не подслушал тайну.
– Ты должен привыкнуть к ней, – сказал отец. – Носи, не снимая, но не используй слишком часто. Завтра будет достаточно того времени, что проведешь на суде. Потом обязательно вынь ее из уха.
Альк почувствовал незнакомое волнение.
–Отец… Я боюсь не справиться…
– С жемчужиной?
– Нет… – Александр вздохнул, – с судом.
Серьга под названием Жемчужная нить никогда не являлась символом власти, как, например, корона и жезл. Она свободно могла передаваться от одного члена императорской семьи к другому, а затем обратно. В свое время Жемчужную нить носили оба старших брата Александра, время от времени ее надолго вновь забирал отец. И она неизменно пребывала в ухе того из Рованов, которому надлежало выступать в роли Верховного судьи.
Обычные люди полагали, что это просто традиция. Они видели в Жемчужной нити лишь фамильное украшение, олицетворяющее высшую власть в государстве…
– Ты столько раз наблюдал, как я разбираю дела, – ответил отец. – И тебе всегда было интересно и понятно. Справишься.
– Ах, какой бесконечный сегодня дождь… – печально промолвила мама и отложила в сторону книгу с пьесами. – В такую погоду мне хочется бежать из Александбурга как можно дальше.
На лице ее мелькнула странная тень, и внезапно мама, резко встав, покинула комнату. А несколькими мгновениями спустя Андри услышал, как открылась и закрылась дверь в отцовский кабинет.
Он огорченно посмотрел на очередной незавершенный портрет и подумал, что никогда не станет настоящим художником. Конечно, отец и мама считают его гением… они так гордились сыном, когда того позвали обучать самого Великого князя… Но Андри-то знал, что по-прежнему далек от совершенства. Он видел свои ошибки. И прекрасно осознавал, в каких местах мог бы, постаравшись, сделать лучше. Его собственный наставник всегда говорил, что труд художника – это кропотливое сопение над каждым штрихом. Он учил Андри безжалостно стирать неудавшиеся линии, уверяя, что чем больше исправлений, тем ближе к совершенству.