– Сегодня, – начал он, – мы не просто вспомним. Мы позволим телу и душе вернуться туда, где спрятана причина. Причина того, что болит. Того, что повторяется. Того, что вы не можете объяснить, но не можете и забыть.
Зал замер. Мягкие пледы, закрытые глаза. Ровное дыхание. И вдруг – тишина стала глубже, чем просто отсутствие звуков. Она начала звенеть внутри каждого.
Кто-то вздрогнул. Кто-то тихо заплакал, не открывая глаз. Один мужчина начал говорить с акцентом, которого у него не было. Женщина в углу сжала руку на груди, шепча: «Я нашла… я её нашла…» – словно воссоединилась с кем-то из давнего прошлого.
Над всем витала атмосфера древнего ритуала, тайного доступа к хроникам души. Это не было шоу – это было погружение в себя, в слои памяти, которые невозможно прочитать в книге или объяснить логикой.
Энергия в зале менялась волнами: то густела, словно воздух становился вязким, то вдруг прояснялась, облегчая дыхание и мысли. Пространство будто жило своей жизнью – подстраиваясь под каждого, принимая его боль, шепча: вспомни… и освободи
По залу начал незаметно распространяться запах… клубники. Тонкий, тёплый, почти сладострастный – словно только что сорвали с грядки и раздавили между пальцами сочную ягоду. Кто-то улыбнулся, кто-то пошептался:
– Странно, откуда?
Светлана побледнела. Этот аромат был для неё сигналом опасности. С детства – аллергия. Настоящая, с отёками, сдавленным дыханием, паникой. Даже лёгкое присутствие запаха могло спровоцировать приступ.
Она сжалась в кресле, дыхание участилось. Сначала – слабое головокружение. Потом – дрожь в пальцах. Всё как обычно. Но в этот раз было иначе. Иначе, потому что она почувствовала, как внутри неё словно открылась дверь. Не медицинская паника – а нечто иное. Глубже. Страшнее. Древнее.
Она зажмурилась, пытаясь удержаться в теле, зафиксировать сознание, но образы начали наплывать
В реальности, в зале, Светлана начала оседать в кресле. Её кожа побледнела, губы стали сероватыми, а пальцы сжались в судороге. Кто-то из участников вскочил, кто-то позвал ведущего.
Но он не подошёл. Он лишь поднял руку, попросив тишины, и прошептал:
– Не мешайте. Её душа говорит.
И в этот самый миг, когда сердце Светланы стучало уже не в груди, а где-то в ушах – сухо, гулко, как старый барабан – внутри прозвучал голос. Тёплый, живой, узнаваемый до дрожи.