– Ох, это Наталья виновата! – за сокрушалась сестра. – Такая бестолковая баба… Не могли бы вы, Модест Генрихович, одну из ваших помощниц к нам определить, пока братец не привыкнет. Я в долгу не останусь…
– Конечно, голубушка, конечно. Я распоряжусь. Сейчас отправим братца вашего в палату, назначения я сделал. Интенсивная терапия, покой – к утру – огурчик! Вы уж извините, не могу долее задерживаться, Анастасия Марковна на приеме ждет.
Благолепов услышал шуршание, которое могут издавать только купюры, и догадался, что Катерина произвела расчёт. Кресло, в котором он сидел, завибрировало и покатило само собой, а цоканье каблучков справа оповестило, что сестра не отстает от этого начавшегося передвижения. Пункт назначения оказался почти рядом. Мягкий женский голос поинтересовался:
– Сможете сами перелечь на кушетку?
– Конечно, – он быстро поднялся. – Куда?
– Два шага вперед, присаживайтесь, вот так… Сейчас разденемся.
– Зачем это?
– Поставим капельницу.
– Для этого нужно раздеваться?
– Таковы правила.
– Плевал на них! Сниму пиджак и всё. Вены на руках у меня хорошие.
Катерина вмешалась.
– Не хочет, не настаивайте. Накинете на него простынь, кому какое дело, что там под ней – тело или грязная одежда. Он и так сегодня на удивление покладист.
– Вот за это люблю, сестренка, – обрадовал Матвей. – Знаешь, чем меня успокоить.
– Вы, главное, с ним не спорьте, – тихо шептала Екатерина медсестре. – Поддакивайте, и делайте свое дело, к утру он станет менее раздражен. Модест Генрихович обещал…
Благой расслабился на кушетке… Неведомый доктор пообещал, что к утру он – огурец-молодец! Вдруг, так и будет?.. Или ты, Матюха Благой, – просто-напросто проснешься… от этого странного сна.
Видимо, в капельницу добавили и снотворное, потому что Матвей почивал до самого утра следующего дня (своего дня рожденья, кстати!), ни разу не шелохнувшись. Но, даже когда спал, помнил – нужно соблюдать осторожность. Поэтому, покинув объятия Морфея, оповестить о том не торопился, решив для начала покопаться в своих внутренних ощущениях. Первое, что он понял: на глазах повязка, не тугая, но плотная… начало – так себе! Вокруг тихо, но вдали смутно слышатся шевеление и голоса – в агломерации неизвестного назначения жизнь существует – уже «плюс». И тут совсем рядом раздался, тщательно опускаемый до шепота, женский голос.