Ответа не последовало. Только флейта-пикколо продолжала выводить свою заунывную, почти похоронную мелодию. Людмила вздохнула. Это был еще один день, который начинался с тревоги и глухого, застарелого страха. Страха за сына, за себя, за это хрупкое, готовое в любой момент рассыпаться подобие жизни, которое они вели.
4.
За несколько кварталов от дома Прилукиных, в пропахшем дешевым табаком и типографской краской подвале, где размещалась редакция газеты «Зареченский Вестник», Максим Гнездов пил остывший кофе и тупо смотрел на экран старенького компьютера. Монитор мерцал, как глаз умирающего циклопа, и отображал очередное задание от главного редактора, Пал Палыча, человека, чей энтузиазм, казалось, иссяк еще во времена Брежнева: написать хвалебную заметку о новом асфальте на улице Ленина. «Позитивчика подкинь, Макс, – прохрипел Пал Палыч утром, – а то народ совсем скиснет от твоих некрологов и криминальной хроники».
Максим поморщился. Некрологи и криминальная хроника – это, пожалуй, единственное, что еще вызывало в нем подобие профессионального интереса в этом богом забытом Зареченске, куда он был сослан, словно на каторгу, из областного центра за слишком острый язык и одну неосторожную статью о местных «шишках». Когда-то он мечтал о расследованиях, о громких делах, о «настоящей» журналистике, которая меняет мир. А теперь вот – асфальт. И еще отчет о конкурсе детского рисунка «Мой любимый город». Тоска зеленая, как вода в зареченских прудах.
Он потер усталые глаза и потянулся. Кофе был отвратительный, как и его настроение. Чтобы хоть как-то отвлечься от асфальтовой одиссеи, Максим открыл папку с «городскими происшествиями» – его неофициальная заначка, куда он скидывал всякую мелочь, не заслуживающую внимания Пал Палыча. Может, хоть там найдется что-то, способное расшевелить застоявшуюся кровь.
И тут его взгляд зацепился за скан небольшого, от руки написанного объявления, которое принесла вчера сердобольная старушка. «Пропал кот. Рыжий, пушистый, откликается на кличку Персик. Особая примета – белое пятнышко на груди. Вознаграждение гарантирую». Банальщина, каких десятки. Но рядом с текстом, на том же листке, кто-то – явно не старушка, почерк был другой, резкий, нервный – нацарапал угольком или черным карандашом странный силуэт. Это был кот, определенно кот, но какой-то… неправильный. Непропорционально вытянутое тело, слишком длинные, тонкие лапы, голова, наклоненная под неестественным углом, и глаза – две пустые, зияющие дыры. Рисунок был грубым, почти детским, но от него веяло какой-то первобытной жутью, словно это было изображение не домашнего любимца, а духа-хранителя из древней, забытой легенды.