Полинка подкинула в очаг охапку мелких сухих веток. Огонь вспыхнул, но пламя – синее, почти бесшумное, с лёгким свистом, будто кто-то шепчет сквозь дым. Всеслав вздрогнул от неожиданности. Он никогда не видел такого огня – неестественного, холодного на вид, но от которого по избе разливался тяжёлый жар.
Старуха поставила на огонь котёл из чёрной меди, тяжёлый, покрытый наростами копоти. Металл казался древним, как сама земля – потускневший от времени, но прочный и гладкий от многолетнего использования. Всеслав заметил, что по краям котла вились странные узоры, похожие на письмена, но не похожие ни на одну известную ему вязь.
Полинка извлекла из складок своей одежды маленький мешочек, развязала его и достала что-то похожее на кусочек желтоватого сала. Внутрь котла полетела капля жира из сердца болотного вола – он зашипел, как змея, коснувшись нагретого металла. Запах наполнил избу – терпкий, душный, заставляющий ноздри Всеслава раздуваться от непривычного аромата.
Затем знахарка добавила тёртую кору крушины, которую соскребла с куска древесины ржавым ножом прямо над котлом. Следом полетела горсть листьев спящего лопуха – сморщенных, тёмно-зелёных, с бархатистой поверхностью. Вода в котле начала менять цвет – из прозрачной стала желтоватой, затем зеленоватой, с радужной плёнкой на поверхности.
Всеслав заметил, как Ермолка, вернувшийся с водой, застыл у порога, не решаясь войти. Мальчишка смотрел на происходящее с ужасом и завороженным любопытством одновременно.
Полинка вытащила из глиняной шкатулки нечто похожее на серую вату – паутины с чердака, где «никто не живёт сто лет».
– Память места, где даже мышь не шепчет, – пробормотала она, бросая её в котёл.
Паутина не утонула сразу, а словно растворилась в жидкости, оставляя за собой серебристые нити, которые медленно расползались по поверхности отвара.
Зелье в котле начало пузыриться, но не бурными всплесками, а медленными, тягучими волнами, словно дышала какая-то подводная тварь. Цвет его изменился до тёмно-серого, с тонкими серебристыми прожилками, пронизывающими густую массу. Запах, поднимавшийся над котлом, был едва уловим – сладковатый, но с отчётливым привкусом железа, напоминающим Всеславу вкус крови во рту после драки.
Всеслав наблюдал, как пламя под котлом пляшет в такт невидимому ритму, словно горят не дрова, а чьи-то забытые сны. Огонь то вспыхивал ярче, освещая морщинистое лицо Полинки, то почти угасал, погружая избу в полумрак, наполненный танцующими тенями.