Я раньше никогда не пил. Противился из принципа. Но грибная настойка, мутная и вонючая, обладала одним неоспоримым достоинством – после пары глотков засыпал спокойным сном. А в месте, где кошмары были привычнее молитвы, это подкупало.
Такие настойки считались здесь настоящей валютой. Их пили, чтобы глушить кошмары, обеззараживать воду, просто унять дрожь. Вкус – как если бы прокисший спирт сцепился с гарью и грязью. Зато помогало.
Напиток ходил вместо денег. Значит, был хорош.
Что до старых знакомых…Старик, с которым я разговорился у карьера, оказался надёжным проводником в тюремную «культуру». Он объяснил, что можно, когда можно, кого лучше не трогать, кому не смотреть в глаза. Он знал, как выживать – и делился этим знанием.
Иногда даже своей порцией пищи.
– Ешь. Ты должен быть сильным, – говорил он, протягивая жестяную плошку.
Я не знал, что ему нужно от меня. Но он вёл себя не как просто старик, а как дедушка. Тёплый, молчаливый, уставший. Я благодарен ему. До сих пор сожалею, что так и не узнал его имени.
А вот Люпин оказался гораздо решительнее, чем я думал. Он стал водиться с парнями из синдиката – и это тревожило. Очень.
Синдикат – не те, с кем хочешь сталкиваться. Люди, у которых за улыбкой всегда прячется нож. Он не говорил, зачем к ним прибился. Я сначала подумал, что у него окончательно поехала крыша.
Люпин тогда вел себя странно. Он не жаловался, как обычно, и не искал повода потрепаться. Шёл молча, опустив взгляд, будто считал шаги между костылями земли. Иногда останавливался чуть дольше остальных – поправить шнуровку, задержаться у воды, под шумом утереть пот, хотя солнце ещё не успело выйти. Его глаза бегали – не в панике, нет. Скорее, выискивали: тропу, щель, момент.
– Ты чего такой тихий? – спросил я однажды на спуске к карьерам.
Он хмыкнул, не глядя в мою сторону:
– Считаю, сколько дней осталось до выхода на волю. Шутка, конечно. Хотя…
Он стиснул губы, словно выругался мысленно, и махнул рукой, будто смахивал что-то ненужное.
Позже, когда надзиратель отвернулся, я заметил, как Люпин будто бы по привычке коснулся внутреннего шва куртки. Там что-то шуршало – может, клочок карты, может, старый план. Или просто мания. Но он явно что-то готовил.
В остальном всё шло… как шло. Монотонно. Ровно. Почти спокойно. Если не считать одного случая.