Массивный хомидим расположился рядом, впрямь знаковый ансамбль беспощадности. Ноль-девять-шесть – он главный, навстречу тяжело ступал: "Где был вчера?" – слетел монументальности налёт.
"Да блин… приспичило, пошёл покакать к штольне, оступился, свалился, долго вылезал", – серьёзное сказание.
"Куда свалился?.. Ты у меня до следующей шкуры будешь срать дальше Тропсигала, из говна не вылезая, – по росту свысока, авторитету должностному, сверлил в упор.
Вошёл кулак под дых, тараном, и Дима просто отлетел матрасом, на разность категорий весовых. Дыханье спёрло, но поднялся, насилу мысли закрывая, обидчику влепить, хоть чем-нибудь.
"Сквозуй до уритопа, чтобы тот сверкал, и видел я твоё же отраженье в нём. Бегом! – Понизил тон, вытягивая губы: – Выблёвок симидимский… тьфу".
Отхожее местечко; окошко приоткрыто – не спасало: при перемене ветра навевался в кафоку "парфюм", неповторимый. Куда ж без этого, тем более аншлаг на ежедневье: утро, вечер.
Дима морщился на псевдоунитазы: "Дольче Габбана… – и неуклюже ворзопая присохшие испражнения люмой – пористой прямоугольной насадкой на арматуре, брезгливо смахивал в отверстия: – Козлина", – после воспитательной беседы ощутимо ныла плоть: по телу "грузовик промчался".
После восьми притащился на работу. Анорики на передышке восседали на камнях. Сладков и Пухов в их числе: осваивали вентиляцию, светильники, дренаж.
"Ну, как там?" – первым делом Чук.
"Нормуль… – махнул, не глядя на Монабитэр. – Хвалили, отпустили. А не там… – загадочно кивая на заброшенный забой, – такая хрень…" – поведал про вчерашние блуждания.
"Наличие наскальной славянской письменности при гуманоидном интернационале разных эпох – вопрос конечно интересный. И где её автор?" – Сладков поглаживал затылок.
"Особо строптивых отправляют в богедельню, – но видя немой вопрос на сморщенном Димином лбу, Пухов добавил: – В бокс генетических деяний для разработки новых существ, типа на пожизненное".
"Вот "далматинцу" это не грозит, – Чук на черноватые пятна на лице у ноль-шесть-ноль, – невдалеке с булыжником передвигался еле. – Ходячая кончина с двадцаткой на размен".
"Да-а… Двадцать жизней – целая вечность", – с прострацией в глазах Сладков.
"Отпуск в санаторий обеспечен", – побалтывал стопой Пухов.
"На хрена?" – вникал Дима.
"Амда – копт-христианин, из двенадцатого. В Эфиопии не сошлись мнениями с мусульманами – зарезали. Теперь не лезет никуда, в общем, послушник. Дадут на орбите поболтаться без пресса чутка, типа рай, и к дому обратно", – подкидывал камушек Сладков.