Но суть была не в этом. Как меня приняли в компанию, хотя я и не обладала никакими выдающимися свойствами, так приняли и Ван Фаня, потому что однажды он пришел к нам и захотел поиграть. Для нас, детей, в то время не было ничего ценнее совместной игры, пусть среди нас и были недоумки, не такие, как все, косоглазые или с толстым животом. Вот в чем была суть.
– Давайте поиграем в другую игру! – предложил Цзинь.
Его, как всегда, послушались. Мы с Цзинем учились в одной школе, но в разных классах. Тем не менее я однажды видела, как он выходил на сцену получать награду за достижения в каллиграфии. А еще я знала, что отец его важная птица, хотя как мы это выяснили, неизвестно, потому что Цзинь редко упоминал своих родителей.
– В какую? – серьезно осведомился Чжен.
– В кошки-мышки! – тут же ответил Цзинь.
Чжен кивнул, соглашаясь.
– Хорошо, – сказал он. – Начинаем.
И посмотрел на меня.
– Мышка! – выкрикнул он.
Я невольно захихикала, все на меня смотрели, но я очень обрадовалась, что Чжен меня выбрал.
А потом кровь у меня застыла.
– Ван Фань – кот!
И тут же все принялись декламировать хором:
– Который час?
– Скоро шесть.
– Котик наш дома?
– Пора ему есть!
Игра состояла в том, что после этого стишка кот должен был ловить мышку, но, к сожалению, Ван Фань это недопонял и ринулся на меня прежде, чем все замолчали. Я почувствовала, что падаю – будто в замедленной съемке, а потом время понеслось вскачь, и вот я уже лежала на грязном полу, оглушенная, каскад звуков рушился внутрь меня, а в ухо жарко, возбужденно и шершаво дышал Ван Фань. Я почувствовала на щеке теплую струйку.
Подняла глаза на нависшее надо мной пухлое осклабившееся лицо, и меня вдруг будто током пронзила ярость; захотелось выцарапать Фаню глаза, раскровенить мокрые шепелявые губы. Он был маленьким, в определенном смысле самым маленьким из всех нас, и тем не менее ощущение его тела поверх моего было невыносимым: я чувствовала жар, исходивший из дряблых складок кожи на лице и животе. Ощущала кисловатый запашок, поднимавшийся из впадин его тела – подмышек, дебелых ляжек.
Он все хихикал, сотрясаясь всей тушей, но на сей раз я не стала орать и обзывать его недоумком, не стала плеваться (а это худшее, чем один ребенок может обидеть другого). Вместо этого я проглотила отвращение, сгруппировалась и ловким движением сдвинула его дряблое тело на сторону – он завалился на бок, а я высвободилась.