Он снова заговорил совсем тихо – делясь со мной зловещей тайной.
– Каждый раз, когда сжигают мертвого ребенка, трубу открывают, чтобы выпустить дым. Вот только…
– Ну?.. – спросила я, тоже запрокидывая голову, чувствуя, как внутри всплеснулся липкий ужас.
– Вот только дух-то не умирает. Ты ведь это знаешь?
Я знала. Бабушка часто говорила о таких вещах. Я кивнула.
– Посмотри в дым, который поднимается вверх, и увидишь…
– Увижу?
– Увидишь дух мертвого ребенка… или мертвого младенца… который улетает в ночь.
Тело мое гудело от адреналина и страха. Тьма будто бы поглотила все вокруг, стиснула, сплющила.
– Да ну. Врешь. Я тебе не верю.
– Ладно. Но ты… просто посмотри.
Мне не хотелось, но голова запрокинулась еще дальше, будто под действием незримой силы. Я стала вглядываться в призрачные струйки дыма, клубившегося в бескрайнем куполе тьмы, и мне показалось, что серебристые нити ненадолго сплетаются – дым обтекает тьму незрячих глаз, пар очерчивает темный провал рта, застывшего в крике. Я тут же моргнула, потому что телесное напряжение и гул сердца достигли апогея, а потом дернулась в сторону – глаза горели от жаркого страха и слез.
Я почувствовала, как Цзинь положил ладонь мне на плечо. Вырвалась и сорвалась с места.
Звук шагов гулко отдавался в пустоте. Я свернула на одну улицу, другую. Остановилась, задыхаясь. Мокрые волосы обвисли, от быстрого бега каждый вдох резкой болью отдавался в животе. Несколько секунд я пыталась отдышаться. На глазах вновь выступили слезы. Но теперь это были слезы унижения. Я позволила воображению взять над собой верх.
Потом мама истерически орала на меня – как мне показалось, несколько часов кряду, – и меня рано отправили спать. Я сидела у себя в темной комнате с угрюмой улыбкой на лице. Цзинь сумел меня напугать, рассказав какую-то сказочку для малышей, а я проглотила наживку, крючок и грузило. Пообещала себе с ним сквитаться – завтра продумаю, как буду мстить, – вот только подо всеми этими мыслями билось глубинное и более примитивное беспокойство. Я лежала в постели, и мне казалось, что привычные предметы в спальне переменились. На фоне тьмы они казались эфемерными незнакомыми тенями – силуэт плюшевого медведя вдруг стал угловатым, зловещим, а из щели под платяным шкафом черным потоком хлынула тьма.
Я лежала в темноте, вслушиваясь в звук собственного дыхания, в негромкие толчки сердца в глубине. Из прошлого у меня сохранились обрывки воспоминаний, теперь они начали возвращаться. Смерть дедушки. Я тогда вряд ли была сильно старше, чем сейчас мой братишка Цяо. Проблески памяти: запах горящих свечей, ощущение скученности в комнате, где полно людей, смутный очерк незнакомого лица, устремленный на меня взгляд. Я знаю, что все это обрывки дня дедушкиных похорон. Через много лет я выяснила, что родители хотели провести гражданскую панихиду, но бабушка воспротивилась.