Кто-то повернул ключ. Своим ключом открыв дверь, он уверенным шагом прошёл весь длинный коридор. Звуки его стоп, шагающих твёрдой походкой по тёмному лакированному паркету, отдавались по всей квартире. Походка не гостя, а хозяина. Такая поступь характеризовала человека, который был уверен, что пришёл на свою территорию. Вадим вышел из душа и вернулся в постель. Он ничего не заметил и не услышал. Едва пошевелившись, я пододвинулась к нему поближе, чтобы прижаться бедром. Не знаю почему, но я будто закаменела и решила делать вид, что не заметила ни единого шороха. Вадим заснул. Это был воскресный день, и он дремал, как ребёнок, со сладостным, изнеженным выражением лица. Его мужественные скулы слегка освещали тонкие лучи утреннего света, просачивавшиеся сквозь занавески.
Откинув голову назад, он бросил на меня взгляд, чуть прищурился и улыбнулся. Окончательно распахнув свой взор и скинув с лица сонливую гримасу, стал смотреть ещё пристальнее, даже подозрительно, будто хотел заглянуть в мои мысли. Я же совсем не любила, когда тот, кто был в моей постели, хотел без приглашения залезть в мою мутную душу. Стоя полураздетой перед единственным мужчиной, который искренне, в напрасных попытках меня понять, всё же меня принял, стоило ли мне раскрывать ему и моё нутро? Истина состояла в том, что внутри была мутная трясина, которая пугает, манит и затягивает. Мне и самой страшно бывало в неё заглянуть, поэтому я чаще держала дверь в неё закрытой. От холода, в котором я привыкла держать свои чувства, она казалась застывшей, но один неверный шаг – и я с лёгкостью, почти наверняка, увязла бы в тугих сплетениях собственных желаний. Как в эту минуту, когда он меня рассматривал.
Я стояла напротив постели. Не пытаясь встать, приблизиться, обнять или прижаться, бросить пару милых фраз, сделать комплимент, может, предложить мне выпить вместе чай, он только продолжал лежать и впиваться глазами в мою тонкую бледную кожу. Я на мгновение забыла, что, вероятно, в дом кто-то вошёл, и не решалась пошевелиться. Застыв на одном месте, я чувствовала, как тепло растекалось по моему лицу, ощущала жажду в горле и укол распалённой искры в груди. Чувство было до мурашек, мне становилось всё жарче. Сильная рука сжимала мою ладонь в тугой узел. Он держал меня так крепко и с таким напряжением, как только может любовник, предчувствующий безответность, как охотник, жадно вдыхающий последние нотки пороха в воздухе, пропитанном поражением, прежде чем дать добыче сбежать. Иного зверя бывает непросто загнать. Это почти искусство – умело расставлять другим ловушки, не оказавшись жертвой собственных уловок.